— Смотри-и-и-и-ите, испуга-а-а-алась! — издевательски протянул вредный тенор. — А как сама окружающих пугать, так ничего, да?
— Довольно болтовни. Идем! — приказал скрипучий. — Королева и так в ярости, не следует злить ее еще больше.
Ольга Павловна была настолько деморализована, что покорно позволила подхватить себя под руки и потащить в анфиладу арок. Страшная птица летела впереди.
Впрочем, совсем вскоре арки кончились, и процессия оказалась в просторном зале, посреди которого был установлен трон, а перед ним расстелен ковер, старый и облезлый, но до боли знакомый. «Да это же мой любимый коврик!!!» — вдруг узнала свое сокровище Ольга Павловна. Ковер достался ей от мамы, а ей — от ее мамы, и был дорог как память, и Ольга Павловна пресекала все робкие поползновения Михаила сменить его на что-то более современное. «Но он вроде бы не такой страшненький! Или такой?» — с сомнением подумала Ольга Павловна.
— Ваше Безобразное Величество… — склонились в почтительном поклоне ее провожатые. Ольга отвлеклась от ковра и перевела взгляд на упомянутое Безобразное Величество.
На троне восседала, по всей видимости, королева. Хотя — ох! — и страшна же она была, просто глаза закрыть хотелось.
— Преступница доставлена, Ваше Безобразие! — доложил скрипучий в ботфортах.
— Сопротивление подавлено в зародыше! — поспешно дополнил тенор в жилете. — Хотя пыталась, и неоднократно…
— Всем умолкнуть, — властно приказала Безобразная Королева. — Я так давно ждала этого часа… Палач!
— Я тут, Ваше Безобразие! — гаркнул дюжий детина, поигрывая топором. Как и все в этом безумном месте, он был одет невероятно аляповато: в желто-оранжевую рубашку с пальмами и обезьянами на брюхе, полосатые лосины и растоптанные сапоги-аляски. — Прикажете начать казнь?
— Погоди-и-и-ите! — взвыла Ольга Павловна. — Вы не можете меня вот так! Без суда и следствия! Я имею право знать, в чем меня обвиняют???
— А то ты не знаешь, — фыркнула Безобразная Королева. За то, что ты отняла у меня красоту! За то, что превратила меня в безобразное чудовище! За это тебя нужно казнить!!!!
— Казни-и-и-и-ить! — подхватили толпящиеся по углам придворные, такие же кошмарные, как сама королева.
— Нет, нет, нет! — отчаянно заверещала Ольга Павловна. — Я не виновата! Это какая-то ошибка! Я никогда никого не превращала! Я живу тихо, никого не трогаю! Я вообще незаметная и безобидная!
— Это ты-то? — недобро усмехнулась Королева. — Уж кому бы рассказывала, только не мне… Я ж тебя как облупленную знаю!!!
— Откуда? — трусливо пискнула Ольга.
— Ну так я же твое отражение! — ласково-ядовито сообщила Безобразная Королева. — Так что, Оленька, не отвертишься. Придется заплатить за все!
Ольга вновь замерла с открытым ртом, с трудом осмысливая сказанное. Придворные зашумели. Палач стал устанавливать посреди зала раскладную плаху, то и дело примериваясь, как удобнее будет вдарить топором. Королева достала мятый носовой платок и уже явно приготовилась им махнуть, давая сигнал к началу казни. И тут на Ольгу снизошло отчаянное вдохновение идущего на смерть.
— Стойте! Вы что??? — закричала Ольга. — Испокон веков приговоренному положено три желания! Перед казнью! Или вам закон не писан?
— Про неписаные законы вспомнила, — недобро усмехнулась королева, и по углам прошел вежливый смешок. — Ладно! Имеешь такое право. Давай свои желания!
— Первое: я желаю, чтобы мне подробно огласили материалы дела! — потребовала осмелевшая от переживаний Ольга Павловна. — И приговор!
— Хорошо. Повелеваю Птице-Секретарю огласить приговор! — поджала губы Безобразная Королева, став еще несимпатичнее. — Только быстро — и так заждались.
Кошмарная птичка уселась на тумбочку рядом с троном, поправила когтистой лапкой очки, выхватила из-под крыла бумагу и скороговоркой забубнила:
— Сенькина Ольга Павловна, 40 лет, обвиняется в преступной халатности и злостной бигудистости, захламлении Пространства Реальности старыми вещами, а также систематическом эстетическом насилии над мужем Михаилом, каковое уже привело к хроническому гастриту и снижению зрения. Также обвиняется в умышленном хищении Истинного Образа Королевы…
Ольга Павловна слушала и ничего не понимала. Какая халатность? Какая бигудистость? Какую реальность она захламила? При чем тут Мишин гастрит и тем более какая-то Королева???
— По совокупности преступлений приговаривается к Смертной Казни, которая при добровольном раскаянии и сотрудничестве может быть заменена Искуплением. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит, — завершила Птица-Секретарь и торжествующе захлопала крыльями.