Ему хотелось спросить: «Кто это Бапуджи?», однако, подумав секунду, он понял, что она говорит о Ганди, и, опасаясь, как бы эта решительная особа не прогнала его, сказал:
— Конечно, знаю. Я только ждал, пока ты выйдешь.
— А ты кто? Я что-то не помню, что видела тебя раньше.
Этого вопроса он ждал все время, но теперь, когда она задала его, вдруг понял, что не может вымолвить ни слова.
Он так смутился и растерялся, что она сжалилась и спросила:
— Как тебя зовут?
Он ответил:
— Шрирам.
_ Чтo ты тут делаешь?
— Ты разве меня не помнишь? — произнес он наугад. — Я тебя встретил на днях, когда ты собирала на базаре пожертвования…
— А-а, понятно, — протянула она, чтобы только что-то сказать. — Знаешь, я бы могла тебя и не запомнить: столько людей опускали мне в кружку деньги. Но я тебя спросила, что ты тут делаешь?
— Может, я один из волонтеров, — сказал Шрирам.
— Почему «может»? — спросила она.
— Потому что я еще не волонтер, — признался он.
— В волонтеры не всякого принимают, — заметила она. — Ты разве этого не знаешь?
— Этого не знаю? По-моему, знаю это и еще кое-что.
— Что, например? — спросила она.
— Что я не всякий, — ответил он, удивляясь собственной храбрости.
Как это он с такой смелостью беседует с этой девушкой, которая может в одну минуту выставить его отсюда?
— Значит, ты кое-что собой представляешь? — спросила девушка со смехом.
— Надеюсь, ты поможешь мне в этом, — ответил он, поражаясь, что разговаривает с ней так дерзко и опрометчиво.
Впрочем, и она разговаривала с ним открыто и через минуту с легким раздражением спросила:
— Мы что, собираемся всю ночь здесь стоять и разговаривать?
— Да, если только ты не покажешь мне, куда мы можем пойти.
— Я знаю, куда я пойду, — сказала она и указала на крошечную хижину через четыре лачуги от той, где спал Ганди. — Там в нашем лагере помещаются все женщины.
— А сколько их там? — спросил он, просто чтобы поддержать разговор.
— Больше, чем ты сейчас видишь перед собой, — отрезала она. — Почему тебя это интересует?
Шрирам с легкой досадой ответил:
— У тебя, видно, дурной характер, да и язычок острый. Ты ни на один вопрос не отвечаешь просто.
— Тише! Стоишь здесь и болтаешь, еще разбудишь Бапуджи, — сказала она.
— Что ж, если его что и разбудит, так это будет твой голос, потому что здесь только ты и разговариваешь.
— Я имею право спросить, что ты тут делаешь, и доложить нашему чалаку, если ты мне не нравишься, — ответила она с неожиданной твердостью.
— С чего это я тебе не нравлюсь? — спросил он.
— Никому, кроме членов нашей организации и тех, кому встреча назначена, не разрешается приближаться к Бапуджи.
— Я им скажу, что я твой друг и что ты меня провела, — ответил он.
— Ты бы солгал?
— А почему нет?
— В лагерь Гандиджи допускают только тех, кто никогда не лжет. Люди, которые приходят к нам, должны дать обет абсолютной правдивости, прежде чем их допустят к Бапуджи.
— Я дам обет, когда буду принят в лагерь. До той поры я буду обходиться тем, что походит на правду.
— Когда Махатмаджи услышит об этом, он очень огорчится и поговорит с тобой на эту тему.
Тут Шрирам по-настоящему испугался.
— Что я такого сделал, что ты мне угрожаешь? — жалобно спросил он.
Она смягчилась, и он заметил, что в голосе ее в первый раз появился какой-то оттенок нежности.
— Может, ты немного отойдешь и подождешь вон там? Мы не должны разговаривать так близко от хижины Махатмы. Я пойду в свою хижину, а потом выйду к тебе.
Она повернулась и тут же исчезла; двигалась она легко и быстро, словно танцовщица, видно, усвоила эти пируэты, унося чужие монеты в кружке. Она скрылась в своей хижине. Шрирам медленно пошел прочь. Он устал стоять. Присел на валун у реки и стал ворошить ногой песок, размышляя о своей удаче. Он и не надеялся на такое. Все походило на сон. Вчера в это время он и подумать не мог, что будет так разговаривать с этой девушкой с кружкой. Он вспомнил, что так и не спросил, как ее зовут. И еще, что давно уже чувствует голод и жажду. «Жаль, что всех нас не покормили в этом лагере Махатмы». Впрочем, сам Махатмаджи ест только земляные орехи и финики. Он огляделся, надеясь увидеть продавцов этой снеди. На ратуше пробило девять. Считая удары, он размышлял о том, что подумает бабушка о его отсутствии. «Небось разволнуется и сообщит в полицию!» — решил он, усмехаясь. Надо было попросить учителя зайти к бабушке и сказать ей, чтобы она не ждала его домой, пока Ганди находится в Мальгуди. А впрочем, хорошо, что он не поговорил с учителем: тот бы растрезвонил по всему городу, что Шрирама интересует вовсе не Ганди — все это показное! — а девушка. Но как же ее зовут? Удивительно, почему это он ее не спросил до сих пор. Когда она вернулась, он тут же спросил: