— Какие новости? — спросил он.
Она молчала, пока они не поднялись, как всегда, в его убежище. Она села, оперлась спиной о древний камень и вынула из сумки письмо. Шрирам жадно схватил его и стал торопливо читать.
«Благослави тебя Господь, сейчас не время… Я собираюсь просить всех, кто работает подпольно, выступить открыто. Я хочу, чтобы ты отправилась в ближайший полицейский участок и сдалась полиции. Возьми с собой и своего ученика. Господь да благославит вас обоих».
Шрирам был ошеломлен. Он снова и снова перечитывал письмо, пытаясь разобраться в нем. Что имелось в виду?
— «Сейчас не время», — повторил он. — Что он хочет сказать?
— Только это и ничего больше, — ответила Бхарати. — Бапу никогда не трудно понять.
Шрирам дивился ее спокойствию и дерзости. Похоже, у нее не было никаких чувств. Она говорила с таким равнодушием. Ее спокойствие приводило его в ужас. Возможно, она испытывает облегчение оттого, что Бапуджи наложил запрет на их планы. Ее это вполне устраивает… Горпад. В его больном воображении мелькнула мысль, что, возможно, и Махатмаджи стоит за Горпада. Естественно, он предпочтет отдать ее за такого сурового сухаря, как Горпад. Но почему она не скажет ему это прямо?
— Почему ты не можешь сказать мне прямо? — спросил он вдруг.
— Что ты имеешь в виду?
Он смутился и сказал:
— Почему Бапу не хочет, чтобы мы поженились?
— Он этого не говорит.
Он вздохнул.
— Я думал, он пришлет нам свое благословение, но он всего лишь отклонил нашу задумку.
В своем разочаровании он сердился на весь мир, включая Бхарати.
— Ты разве не огорчена, что мы не женимся? — спросил он внезапно.
— У меня есть о чем и без этого думать, — сказала она.
— Ах вот как! — проговорил Шрирам со значением. — О чем же?
— Я иду в тюрьму…
Тут только до него дошел весь смысл происходящего.
— Бхарати, о чем ты? — вскричал он. — Это невозможно!
Она ответила:
— Тебе придется тоже сдаться…
Она открыла письмо и вновь просмотрела его.
— Еще Бапу мне написал, как лучше занять время в тюрьме. «Воспользуйся возможностью выучить новый язык. Я бы хотел, чтобы ты могла читать «Рамаяну» Тулсидаса без посторонней помощи; ты хорошо говоришь на хинди, и твоя литературная подготовка должна быть не хуже. Если ты будешь проходить по второму классу, ты можешь обратиться к смотрителю тюрьмы, чтобы тебе позволили взять с собой прялку. Я хотел бы узнать, что ты и в тюрьме выполняешь свою норму. Ни секунды не думай, что ты теряешь время зря. Куда бы ты не попала с прялкой и с экземпляром «Рамаяны» и «Гиты», ты занимаешься тем, чем должно. Во всех случаях следи за своим здоровьем. Возможно, будет нужна легкая физическая разминка. Хорошо, если тебе позволят прогулки по двору. Если ты не захочешь проходить по второму классу, а предпочтешь вместе со всеми быть обычной заключенной, тебе придется попросить об этом. Все, что я говорю тебе, относится и к твоему ученику».
Шрирам взмолился:
— Не делай этого. Прошу тебя, напиши Бапу…
Бхарати взглянула на него с изумлением.
— Как ты можешь так говорить после того, как мы столько месяцев знаем друг друга и работаем вместе? Разве мы можем поступать не так, как просит Бапуджи?
Шрирам не мог убедительно ответить на этот вопрос. Он опустил голову. Казалось, он забыл о том, что борется за свободу. Она решительно произнесла:
— Я уже должна быть там. Я сделаю заявление в полицейском участке в…
— Сколько они продержат тебя в тюрьме? — спросил он жалобно.
— Откуда мне знать? — ответила она.
И спросила:
— Ты идешь?
— Не сейчас, — сказал Шрирам. — Я хочу это обдумать. Но я охотно пойду, если меня посадят в ту же тюрьму и хорошо бы в ту же камеру, что и тебя.
— Это не выйдет. Правительство не будет держать нас вместе, — возразила она.
Это привело Шрирама в ярость. Весь мир, казалось, сговорился мешать ему, даже правительство, которое почти ни в чем не соглашалось с Махатмой, сходилось с ним во взглядах, когда дело касалось его и Бхарати. Хуже всего было то, что сама Бхарати как будто радовалась этому. Он пришел в бешенство от этой мысли.
— Почему все не хотят, чтобы я любил тебя? — спросил он.
Она сжалилась над ним и с нежностью сказала:
— Бедняжка. Ты совсем потерял разум.
— Да как ты смеешь так говорить? — закричал он.
— Что толку кричать? — сказала она. — Не будем ссориться. Через минуту мне уходить… Я хочу явиться в участок прежде, чем пробьет четыре. Если они захотят переслать меня в Центральную или в какую-то другую тюрьму, нужно дать им время, чтобы они поспели на вечерний поезд.