— Вставай.
— Зачем это? — спросил, поднимаясь, Шрирам. — Чего тебе от меня надо?
— Ты арестован, — сказал инспектор. — Мы давно тебя ищем.
— Кто же получит награду? — поинтересовался насмешливо Шрирам.
Инспектор не ответил.
— Мы знаем, что тебя привел сюда особый случай, — сказал инспектор. — И не хотим подымать шум, если ты его подымать не станешь. Вот почему мы свой джип оставили вон там. В нем у меня люди. Собирайся и пойдем. Только не очень копайся.
— Хорошо, но дайте мне немного времени, — сказал Шрирам.
— Я вооружен, и, если ты попытаешься бежать, я буду стрелять, — предупредил инспектор.
Шрирам пошел к бабушке. Она полулежала в постели и беседовала со своими сиделками. Увидев Шрирама, она воскликнула:
— Когда ты вернулся, мой мальчик? Мне говорили, что ты здесь, только отрастил себе усы. Зачем они тебе, мальчик? Делай что хочешь, но сбрей их, я не хочу их видеть.
— Хорошо, бабушка, — послушно отвечал он, радуясь, что она стала прежней.
Это был ее голос, можно было не сомневаться. В нем слышался прежний характер. Она вернулась с того света, не понеся там никакого урона. Он присел на краешек кровати, взял ее руку в свои и погладил. Она внимательно посмотрела на него.
— Тебе плохо, я вижу, — сказала она, печально качая головой. — Ты дошел до точки, это не скроешь. Зачем только ты связался с этими людьми? Я старалась сделать из тебя порядочного человека. На бакалавра ты не захотел учиться, но это не моя вина. Меня никто упрекнуть не может. Люди про тебя всякое говорят… Скажи мне, это правда?
Шрирам подумал и с расстановкой ответил:
— Не верь ни слову из того, что услышишь. Помни, люди говорят неправду.
Бабушкино лицо сморщилось в счастливой улыбки.
— Злоречивые людишки! — вскричала она. — Да будут все, кто о тебе плохо говорит или думает, кто на тебя клевещет, сбивает с пути или вводит в соблазн, да будут они…
В этот миг в голове у Шрирама мелькнула мысль, что старушка, возможно, имеет в виду Бхарати. Он постарался ее отвлечь.
— Бабушка, не переутомляйся, ты бы легла.
— Зачем это? Я не больна. Ты этому врачу поверил! Пусть только покажется мне на глаза. Я ему скажу, что я о нем думаю. Его бы воля, он бы меня заживо сжег!
И она горько рассмеялась. Но тут же вспомнила, что он не дал ей договорить.
— Кто бы ни были эти люди, что увлекли тебя из дому, мужчина, женщина или еще кто, пусть погибнут и мучаются страшными муками в аду!
Произнеся это проклятие, она почувствовала радость и облегчение. Шрирам подумал о полицейских, поджидающих его во дворе, и сказал:
— Бабушка, не переутомляйся, тебе нельзя слишком много говорить.
— Почему это нельзя? Кто сказал, что нельзя? — ответила она. — Сколько захочу, столько и буду говорить, никто меня не остановит.
Тут один из полицейских заглянул в дверь, но бабушка так грозно спросила: «Ты кто такой?», что он тут же скрылся.
— Кто это? — спросила бабушка у Шрирама.
— Это ко мне, — отвечал он.
Он тихонько гладил ее по руке, и вскоре она успокоилась. Он дал ей несколько ложек молока. Она сказала:
— Как я рада тебя видеть. Ты хороший мальчик, только не позволяй всяким людям сбивать тебя с толку. Останься со мной. Не оставляй меня опять одну.
Шрирам уложил ее, и вскоре она заснула. Он вышел н сказал инспектору:
— Пошли.
Канни проводил его до джипа. Шрирам сказал:
— Канни, позаботься о бабушке, пока я не вернусь. Не знаю, сколько меня продержат. Постарайся меня навестить — расскажешь, как она. Надеюсь, глава разрешит нам свидания. Не знаю, что ты с ней будешь делать.
С минуту он стоял, склонив голову, а потом, словно поняв, что эта проблема неразрешима, влез в джип.
Канни сказал:
— Не волнуйся. Она нам как мать. Мы о ней позаботимся.
Часть четвертая
Его поместили в Центральную тюрьму. В камере их было несколько человек; он спал на твердом цементном полу. Их будили в пять. Это было самое неприятное. Как грустно было порой возвращаться в суровую тюремную действительность из сладкого мира сновидений. Они торопливо поднимались, мылись под краном, из которого едва капала вода, шли на оправку. Ему было тяжело оправляться на людях. Хоть бы позволили ему подождать, пока все другие уйдут, думал он поначалу. Но конечно, это было невозможно: надзиратель стоял над ними и торопил их.
Однажды Шрирам сделал попытку сказать об этом высочайшему лицу, приехавшему с инспекцией. Высочайшее лицо обходило помещения, а за ним на почтительном расстоянии шел начальник тюрьмы и все прочие должностные лица. Заключенных выстроили шеренгой в центральном дворе, вокруг которого стояли бараки отвратительного рыжего цвета; великий человек шагал мимо, высокомерно поглядывая на них. Заключенных предупредили, чтоб стояли неподвижно, чтоб ни пальцем не шевельнули, ни звука не произнесли, когда тот пойдет мимо; если их ни о чем не спросят, им надлежало молчать. Но Шрирам, увидев, что божество приближается, не выдержал, сделал шаг вперед и начал: