Текла река, шелестели листья на фикусах, священных смоковницах, возвышавшихся на берегу; слышался гомон толпы, то и дело прерываемый хлопаньем бутылок с содовой; тонкие продольные ломти огурцов, нарезанные в форме полумесяца и посыпанные подсоленной лимонной цедрой, исчезали с деревянного подноса разносчика, негромко (уступка в связи с приездом великого человека) возвещавшего: «Огурец от жажды! Лучшее средство от жажды!» Для защиты от солнца он намотал на голову зеленое махровое полотенце. В горле у Шрирама пересохло, он с вожделением смотрел на поднос. Он жалел, что не может подойти и купить себе огуречный полумесяц. Вонзить бы зубы в его прохладную сочную мякоть!
Но продавец был от него далеко — оставишь свое место, а потом не сможешь к нему пробраться. Он смотрел, как люди платят деньги и вонзают зубы в огуречную мякоть. «В ожидании Махатмы мучишься жаждой», — думал Шрирам.
Каждые десять минут кто-нибудь пускал слух, что великий человек уже прибыл, и толпа приходила в волнение. Это уже стало шуткой, облегчавшей скуку ожидания. Любой человек, появившийся на платформе, будь то волонтер или механик, налаживающий микрофон, вызывал смех и крик тысяч глоток. Он не узнавал старых знакомых: своего старого учителя или хозяина ломбарда, что на Базарной улице, которые нацепили на себя домотканые белые шапки. Они считали, что это подобающий наряд для такого случая. «Небось тот магазин за базарным фонтаном, что торгует домотканой одеждой, продал уйму таких шапок», — подумалось Шрираму. Вдали виднелся полицейский фургон, скромно стоявший у обочины; из-за решетки выглядывали какие-то мужчины.
Вдруг все стихло: на возвышении появился Ганди и занял свое место.
— Вон Махадев Десай, — зашептал кто-то Шрираму в ухо. — А кто это там за Гандиджи?
— Это мистер Натеш, председатель нашего муниципалитета.
Услышав это имя, кто-то насмешливо захохотал.
— Когда Махатмаджи появляется, некоторые люди тотчас становятся патриотами.
— Еще бы! Иначе как им попасть в машину с почетными гостями и получить место на возвышении?
Громкоговорители взревели, покрывая шум голосов:
— Пожалуйста, тишина! Тишина, пожалуйста!
Махатма Ганди поднялся на возвышении, сложив в знак приветствия ладони. В ответ раздался оглушительный крик:
— Махатма Ганди-ки джай!
Он поднял руку — мгновенно наступила тишина. Он мерно забил в ладоши и сказал:
— Я хочу, чтобы вы это поддержали — похлопаем.
Люди сдержанно захлопали. Голос в громкоговорителе гремел:
— Нет. Этого мало. Мне нужно больше силы в ваших руках, больше ритма, больше решимости. Это должно походить на барабанный бой бойцов непротивления, идущих вперед, чтобы разорвать цепи, сковавшие мать-Индию. Я хочу, чтобы все подняли руки и забили в ладоши. Я хочу услышать мощный рокот. Нам нечего стыдиться. Я хочу почувствовать в нем единство. Я хочу услышать в нем единодушие.
В ту же минуту все мужчины, женщины и дети подняли руки над головами и забили в ладоши.
Шрирам не знал, нужно ли и ему внести свою лепту в этот оглушительный шум. Он заколебался.
— Я вижу, кто-то там в углу не очень хочет присоединиться к нам. Присоединяйся, ты будешь гордиться этой подготовкой.
Шрирам понял, что его обнаружили, и ударил в ладоши. Послышалось громкое пение:
— Рагхупати Рагхава Раджа Рам, Патхитха Павана Ситха Рам.
Простую мелодию вела девушка у микрофона. Гимн звучал снова и снова, а потом оборвался, когда Ганди начал свою речь. Он говорил на хинди, а Натеш переводил его слова на тамил. Вначале Махатма Ганди объяснил, что будет говорить принципиально только на хинди.
— Я не стану обращаться к вам по-английски. Это язык наших правителей. Он поработил нас. Я бы очень хотел говорить с вами на тамиле, вашем чудесном языке, но, увы, у меня сейчас слишком мало времени, чтобы выучить его, хотя я надеюсь, что, если Господь в своей бесконечной милости подарит мне должное долголетие, то есть сто двадцать пять лет, я смогу в следующий раз обратиться к вам на тамиле, не затрудняя нашего друга Натеша.
— Натеш умеет получать хорошие отзывы, — с горечью пробормотал кто-то.
— И с зайцами бежит, и с собаками охотится, — сказал школьный учитель.
— Махатмаджи видит их всех насквозь. Не думай, что он не знает, с кем имеет дело.
— Я вижу, там два человека беседуют, — загремел голос Ганди. — Нехорошо разговаривать сейчас, когда ваш сосед, возможно, хочет слушать. Если вы мешаете ему слушать, вы поступаете жестоко. Это разновидность химсы.