Все здесь менялось даже не за одну человеческую жизнь — менялось на глазах. Где еще увидишь такое?! И люди здесь все на глазах: сразу видно, чем дышит человек, потому что в этом суровом краю слово с делом не расходится. За год в бригаде побывало немало людей: одни долго не задерживались, другие оставались насовсем. Надя считала, что насквозь видит всех, кто приезжал на буровую. И нового помбура Микуля, скуластого невысокого крепыша с лихорадочным блеском глаз, она сначала приняла за обыкновенного «летуна», которого интересуют только рубли. Но, присмотревшись, поняла, что глаза его горят от жадности к жизни, ко всему новому…
Вспомнилось, как сама первый раз увидела буровую. Это было три года назад: на зимние каникулы приехала из города в отдаленную нефтеразведочную экспедицию, где начальником геологического отдела работала тетя. По вечерам приходили молодые геологи, и почти всегда разгорались жаркие споры о перспективах края, о новых месторождениях и о многом другом. Надя с интересом всматривалась в возбужденные задорные лица, старалась по интонации голоса постигнуть суть вопроса и узнать, кто прав, кто не прав. Но все-таки многое не понимала — нужны были знания. Именно тогда она с удивлением обнаружила, что у всех геологов одна причуда — одержимость, какая-то необъяснимая приверженность к своему делу. И когда тетя собралась в командировку, напросилась и она посмотреть буровую. В иллюминаторе снега и леса, снега и озера, снега и болота, снега и реки, снега и снега. И ни единой живой души — глушь и дичь! И вдруг струей белого дыма рванулась навстречу вертолету вышка, легкая, невесомая в морозном воздухе.
Время на буровой меряли четкими рабочими сменами. Вахта сменяла вахту. Даже в бураны и холода.
В городе, который теперь показался суматошным, взбалмошным, приснились снега — дикие, девственные. Потом, после выпускных экзаменов, — курсы лаборанток, снова тетя и буровая, вступительные экзамены и торопливый почерк институтской секретарши в зачетной книжке в графе специальность: Геология и разведка нефтяных и газовых месторождений». Да, Геология, Разведка! Есть ли звучнее и краше этих слов, если ты только вступаешь в жизнь и у тебя все в будущем? Если ты знаешь, что геолог — это не только первооткрыватель, это посредник между природой и человеком, служит и тому, и другому. И от того, насколько он хорошо знает свое дело, зависит в наш век жизнь и природы, и общества. Это самые чистые и правильные люди — иначе, если ты не таков, ты не почувствуешь дыхания земли, не уловишь ее пульс. Тогда ты не сможешь стать настоящим геологом, потому что никогда не сделаешь ни большое, ни маленькое открытие — земля не доверит тебе свои тайны.
Таким представлялся геолог Наде в тот год, когда она поступила в институт и мать четким учительским почерком писала длинные тревожные письма, где пророчила дочке блестящее будущее педагога и просила одуматься: городской ли девчонке быть геологом? Девушка настояла на своем, и со временем образ геолога не померк, а становился более конкретным, живым: каждый человек, появившийся на буровой, вносил в образ новое, лучшее, что было в этом человеке. И вот пришел парень — далекий вроде бы от геологии и разведки. Что нового может добавить он к понятию «геолог»?!
— Сигильетов, когда вы встанете на комсомольский учет? — подошла Надя к Микулю, недоступная и холодная, как январское солнце.
— Стал уже, — пробормотал Микуль, удивленный столь требовательным тоном девушки.
— И чтобы взносы вовремя! — помягче добавила Надя. И пошла своей легкой, независимой походкой.
Микуль подумал, что и фигура у нее под стать характеру. Хорошо подогнанная спецовка болотного цвета делает ее еще более строгой и… красивой. Отряхнув глиняную пыль, он поспешил на вертолетную площадку, где его ждал тракторист.
Вчера Микуль обшил тесом столовую. Топором и ножовкой владел сызмальства — навесил двери, прорубил три окна. Внутри с электриком поставили вентилятор от «Кировца», включишь — ни комарика, все сдувает. Жора долго прищелкивал языком, обнимал Микуля, потом огрызком мелка на дверях вывел корявыми буквами: