Выбрать главу

— Да, это надо раньше срока сдать скважину — вот это и есть ускорение.

— А пояс-то, пожалуй, будет мешать мне, — сказал Микуль. — Ты меня будто в упряжку запряг — весь в ремнях, как работать?

— Так ты сам в упряжку разведчиков впрягся! — засмеялся Гриша. — Теперь не говори, что не можешь тянуть! — Потом он серьезно добавил: — Мешать не будет, а польза есть. Высота вон какая, если выпадешь из люльки — повиснешь на поясе, ничего с тобой не случится… На сорок второй скважине был случай: верховой без пояса работал, чуть было не разбился. Хорошо, не растерялся — по свече[8] сполз. Я вот третий год на буровой. Свалился как-то верховой на ротор, на железо — разбился, голова дурная — сам виноват. А люди за него отвечают — бурильщик в первую очередь, мастер. Так-то.

Гриша прошел в люльку, крохотную площадку — словно сиденье обласка между двумя распорками, с деревянными бортами до пояса. Помахал бурильщику: давай, мол, я готов. Перед ним остановился элеватор с трубой. Гриша притянул их веревкой к люльке и открыл крышку элеватора.

— Теперь свечу надо поставить за палец, рядом с остальными. Если она плохо станет — надо вязать, а то завалятся все свечи, когда их много наставишь. Если плотно подойдут к стоящим, вязать не нужно. Вот штимки…

«Странный народ буровики, — подумал Микуль. — Все надо другими словами называть: бечевка — штимка, железная балка — палец».

Между тем Гриша давал последние советы новому верховому:

— На силу не надейся — тут все железное, силой не возьмешь, надо хитростью, головой. Видишь, элеватор, как ты называешь, «загогулина», со свечой раскачивается… Когда качнется в твою сторону — тогда и подтягивай к люльке и крепи узел каната за выемку на борту. Лови момент! Если будешь ворочать силой — положены не выдержишь. А потом привыкнешь — легче будет. А теперь попробуй сам…

Микуль отцепил свою первую свечу, трубу, похожую на гигантский хорей Манкв-ики, и повел ее вдоль борта. Свеча в его руках трепыхалась многопудовым стальным телом, словно живая, и не давалась в руки вчерашнему охотнику. Скользкий конец свечи он держал крепко, но середина вибрировала, ходила волнами из стороны в сторону. И, наконец, захлестнула предыдущую свечу.

— Шайтан бы ее взял! — в сердцах выругался Микуль, чувствуя, как покрылись липкой испариной спина и виски.

— Отведи в сторону и поставь снова, — раздался за спиной спокойный Гришин голос. — Не торопись. Ну, вот, порядок! За борт не очень-то переваливайся. Смотри, когда блок идет вниз, чтобы не задел тебя.

Спокойствие Гриши передалось Микулю. Хорей Манкв-ики в его руках уже не капризничал, он поставил его на место. Перед люлькой ожидала очереди новая свеча. «Быстро подают!» — мелькнуло в сознании.

Поставил еще три свечи. После каждой облегченно вздыхал, словно после удачной добычи.

— А шея у Алексея Ивановича не болит? На каждый хорей задирает голову, — спросил Микуль.

— Это он, брат, за тобой следит, когда ты свечу снимешь и когда ему майнать или вирать надо. Когда он с опытным верховым работает, так он сюда почти не смотрит. Знает, сколько времени надо верховому, чтобы снять или вставить свечу. Вот ты с ним сработаешься, и он не будет тебе снизу показывать запорожские усы свои. В общем… слаженность в работе. А шея вряд ли болит — нефтяник старый, привычный, около двадцати лет на Севере. Так что за него не переживай…

Свечи поднимались одна за другой. Микуль торопливо открывал крышку элеватора и заводил их за железный палец. Он сразу же забыл о наставлениях Гриши — хватал свечи как попало, думать было некогда. Усталость оттеснила все мысли. Он ворочался в люльке как робот. От пота щипало глаза. Время словно остановилось. Внизу уже вместо усов бурильщика он увидел румяное мальчишеское лицо Кузьмича. Мастер, как рыба, разевал рот: видно, что-то кричал, но дизели глушили все. Покрутив головой, мастер нажимал на рукоятку. Потом вернулся Алексей Иванович, и Кузьмич занял место Костика.

Поднялся Гриша и отправил Микуля на обед. Тот даже не снял пояс, отцепил защелку с кольца и весь в ремнях поплелся в столовую. Это привело в большой восторг Жору: долго гоготал и цокал языком.

Когда вернулись на вышку, турбобур был уже поднят. На мостках лежало снятое долото — две шарошки были без шипов, ровненькие, хорошо отполированные. Третью заело — не крутилась совсем, нижней половины нет — начисто «съел» грунт. Трудно представить, что эти шарошки были из самых твердых сплавов, какие только знает человечество.

— Давайте трехшарошечное! — скомандовал Кузьмич.

Микуль приволок тяжелое долото, похожее на вывернутое бурей корневище сосны.

вернуться

8

Свеча — две бурильные колонны, соединенные вместе. Когда идет подъем инструмента, колонны (трубы) отворачиваются парами и ставятся внутри вышки.