— Давно тебя ждет, Степан!
— Чтобы бог дал тебе семь сыновей!
— Э, Степан, — усмехнулся Алексей Иванович, — я все же тебе друг. Давай пошли чай пить!
Хозяин наполнил кружки крепчайшим, почти черным чаем.
— Глухарей в этом году много будет, думаю, — сказал Степан, сделав первый глоток.
— Откуда знаешь?
— Выводков много. На песках следы уже есть, значит, матери глухарят обучают.
— Свозишь на охоту к себе, ненадолго?
— Возьму, Лексей, ты хороший человек и плохой охотник.
— Поэтому и согласился? И хитер же ты, Степан! Значит, беру отгул на недельку. Скажи, в какое время лучше всего?
— Осень скажет, когда надо на охоту идти.
— Опять хитришь, друг, — засмеялся Алексей Иванович. — Будто сейчас не знаешь, какая будет осень?!
— На зверя хочешь?
— Где мне на большого зверя, на глухаря хочу.
— Середина сентября — самое время, думаю.
— Степан, а как называется глухарь по-хантыйски?
— Лук.
— Лук?
— Не так сказал, Лексей. «У» короткий-прекороткий — лук! Как будто вовсе нет «у», а на самом деле есть, только прячется… Вот-вот, еще короче, немного получается.
— Учитель бы из тебя неплохой вышел, Степан.
— На это, наверное, голова хорошая нужна, — ответил Степан. — А в моей голове одни звери, птицы да рыбы. Да еще реки, озера, тропы — сплошной лес. Кого теперь это интересует?! Никого, думаю.
— Так уж и никого?!
— Живу я тут, глаза видят, уши слышат, куда денешься?!
После чая Степан вытащил из мешка сорогу с серебристой чешуей — твердую, насквозь провяленную. Протянул бурильщику:
— Попробуй, не пересолил?
Тот очистил рыбину, откусил со спинки:
— Хороша, Степан, в самый раз. Эх, пивка бы сейчас?
— Понравилась — хорошо, тебе привез, возьми с мешком.
— Спасибо, Степан!
В балок влетел Костик, с порога закричал:
— Здорово, Степан! Почему так долго не показывался?
— У меня выходных нет, как у вас тут.
— Переходи к нам — и у тебя будут!
— Э, старая сказка.
— Рога привез?
— Котелок твой, Коска, наверно, продырявился, починить надо малость.
— Почему, Степан?
— Сколько тебе говорить: рога еще сырые, рано. А говоришь — сибиряк!
— Ловко он тебя, Костик! — поддел Алексей Иванович.
Но Костик ни на кого не обижался.
— У меня новость для тебя, Степан! — заговорил он. — Ты вот все твердил, что никто не придет к нам работать. А теперь твой земляк работает у нас!
Степан вопросительно взглянул на бурильщика. Алексей Иванович кивнул.
— Зови его, если по-нашему понимает, поговорю с ним, — сказал Степан.
— Пойду я, печурку… кер приготовлю! — проговорил бурильщик, поднимаясь. — Ты кури пока здесь!
Степан распотрошил три «беломорины», высыпал табак на страницу раскрытой книги, затем оторвал кусочек газеты и начал сворачивать цигарку заскорузлыми, непослушными пальцами. Табачное крошево сыпалось на его мазутные штанины, но он не замечал этого.
Микуль остановился около порога, поздоровался. Голос его прозвучал неестественно громко и бодро, и он приумолк. Из облака дыма Степан молча оглядел его с ног до головы, словно воочию хотел убедиться, правда ли настоящий охотник перешел на железную работу. Наконец жестко спросил, кто его отец, из каких мест. Микуль коротко ответил.
— Ма нунг чече вуим![10] — нахмурился Степан. — Крепкий был медвежатник!.. А ты пошто охоту бросил? Рыбалку пошто бросил, а?! Разве ты не сын охотника?! Разве ты не любишь нашу тайгу?!
Микуль, не ожидавший такого напора, немного растерялся и молчал.
— Скоро охотников не будет, тайга пустая будет — зачем тебе «железная работа»? Может, денег много надо? Они тебя сманили?! — напирал Степан. — Зачем тебе черная вода?!
— С каждым годом все меньше зверей в тайге, это ты лучше меня знаешь. Что делать охотнику? — заговорил Микуль. — А «черная вода» тоже чего-то стоит — ненужную вещь не стали бы искать, знаешь ведь!
— Про завтрашний день уже думаешь?! — не то с осуждением, не то с одобрением произнес Степан. — На мой-то век, надеюсь, рыбы-зверя хватит, на буровую не заманишь, нет.
— Стариков никто и не манит.
— Мне пора ехать, помоги вещи отнести. Продукты у Жоры покупаю, — говорил он Микулю, выходя из балка. — В свой поселок далеко ехать, зря бензин жечь, а тут рядом, только муки и вина нет.
Степан взял пустую канистру с вмятинами, облупившейся краской. Пошли к мастеру Кузьмичу.
— Как дела, Кузьма? — спрашивал рыбак. — До нефти еще не добрался?