— Нет пока, но доберусь!
— Нет здесь нефти, зря стараешься!
— Откуда знаешь, пошаманил, что ли?
— Шаманил не шаманил, но так думаю.
— Что нужно, Степан — бензин, масло?
— Солярку надо.
— Зачем? Уж не мотор ли заправляешь?
— Нет, ночи темные осенью, а лампа не хочет работать.
— А я подумал, мотор свой под солярку приспособил. Слышал, Степан, новый подвесной мотор изобрели. Сильный, на солярке работает.
— Внук мой, может, будет на таком моторе ездить, — усмехнулся рыбак.
— Все государство грабишь! — ехидно заметил подошедший Березовский. — Грабишь?!
— Я — кто?! Не государственный?! — неожиданно вспылил Степан. — Ты государственный, а я нет? Так чей я, чей?! — Его темное лицо стало серым и свинцово-тяжелым. Пальцы, сжимавшие ручку канистры, побелели, как береста. Миг — и что-то лопнет: мышцы пальцев или ручка.
— Пошутил ведь парень! — урезонил Степана Кузьмич, вырывая из его рук канистру. — Пошутил неудачно.
— Что «чей»? Кер, что ли? Твой, конечно, чей же еще! — сказал подошедший сзади Алексей Иванович; он не знал, что здесь произошло, поэтому, как ни в чем не бывало, продолжал:
— Глянь, какой красавец — кер! Затопишь, Степан, как в бане сидеть будешь. В чем — в чем, а в печках знал когда-то толк!
Березовский быстро исчез.
— Нравится? — спрашивал Алексей Иванович. — Нет? Не доволен?!
Степан увидел аккуратную печурку, сваренную из листового железа. Лицо его прояснилось. Как все вспыльчивые люди, отходил он быстро. Поднял печурку, повертел, прикинул вес — не тяжела ли для охотничьих странствий. Кажется, нет, но хвалить не спешил. Когда убедился, что сварена она на совесть, железо стоящее, не ржавое, скупо улыбнулся:
— То, что надо охотнику. Пошли, далеко мне ехать, поздно уже.
— Все-таки я немного охотник! — Усы бурильщика дрожали от улыбки.
— Вот трубы, — сказал Костик. — Одну я даже сам сварил, ты не забудь мне рог!
Ветхая самодельная лодчонка стояла чуть повыше пристани, где берег был чистый. Мотор тоже под стать лодке — невзрачный, много поработавший. По двухцветной окраске некоторых деталей можно было определить: собран из двух моторов, но еще не отказывается служить рыбаку.
Степан откинул брезент, сложил вещи на настил с темными кружочками от недавно прошедшего дождя и укрыл их тем же куском брезента.
Кузьмич принес солярку. Степан поблагодарил, сказал:
— Жди зимы. Кто мне друг летом, тот самый надежный друг и летом и зимой… Ты, Кузьма, только речку мне не порти, нефть не пускай. Попортишь — всю буровую сожгу! — ни по лицу, ни по голосу Степана невозможно понять, в шутку это сказано или всерьез.
— За нефть в речке мне и без тебя дадут по шапке! — развел руками Кузьмич.
— Тебе нефть есть — идет зарплата, нет нефти — тоже деньги получаешь. А у меня есть рыба — сытый, нет рыбы — живи как знаешь.
— Иди к нам, устрою.
— У тебя все одно — глина да железо. Скучно, что за жизнь?
— Заводи, — сказал Алексей Иванович. — Нам спешить некуда, посмотрим, как твой мотор работает.
— Когда заведу, оттолкните лодку, — попросил Степан. — Мотор того, вредный. — Он пробрался на корму и пробормотал: — Долго отдыхал, работай теперь!
Вытащил кожаный ремешок из куженьки[11], служившей инструментальным ящиком. Ремешком он заводил мотор — стартера не было. Рванул шнурок — мотор чихнул сизым дымком. Дернул еще — нет даже чиха, мотор висел куском холодного железа. Степан снял пиджачок.
— Как ты бензин разводишь? Может, масла больше нормы? — спросил Алексей Иванович.
— Мало нельзя — быстро износится, где потом достану машину?
Мотор завелся на больших оборотах и взревел неожиданно резко в вечерней тишине. Лодка скрылась за поворотом. Стало тихо. Глухо ворчала буровая. Но к ее шуму настолько привыкли, что совсем не замечали. Микуль смотрел на волну и думал, что лодка прошла маленькая, а река долго не может успокоиться.
Волны тоскливо лизали песчаный берег.
Буровики направились к домикам — пора на боковую. А Микулю совсем не хотелось спать: оранжевый колонок, как и в первую ночь, запривередничал сегодня — бежит и манит в таинственные сумеречные урманы, на тихие лесные озерца, на малохоженые таежные тропы и поляны, которые плавают в светлой Вечности Белых Ночей. Истаяла Луна Нереста — с болотных озер, с нерестилищ рыба начала спускаться в большие реки для нагула. Со взрослой листвой, со стаями комаров и мошкары, с безветренными и знойными днями заступила Луна Запоров. Отнерестилась рыба речная, а карась на закрытых водоемах только приступил к своим игрищам.