— Эй, кочеты кубанские… — начал Гриша.
— Я сибирский! — сердито перебил Костик.
— А, все одно, — отмахнулся Гриша. — Кончай петушиться — к Маруськам пойдем!
Предложение понравилось всем — загалдели все разом и начали собираться.
— Гитару, гитару не забудь, Гриша — кричал Березовский.
— У них там есть музыка, — пробасил Гриша, влезая в куртку.
— Пригодится, про запас!
— Ладно, закуску не забудь!
— К черту закуску, где вино?
Шли шумной толпой по леску довольно долго, натыкаясь в светлых сумерках на деревья. Говорили все сразу, не слушая друг друга. Потом снова запели. Перелазили через какие-то изгороди.
Наконец прошли в низкие двери и очутились в комнате, где были три девушки. Микулю они показались одинаково симпатичными и милыми.
Подсели к столу.
— Хлопцы, за разведчика! — отрезвевшим голосом провозгласил Гриша. — Маруси, вы тоже… за разведчика нефтяного, взяли!
— За нефтяных королей!
— За бурилу!
— За женщин, за женщин!..
Высокая блондинка обняла Костю за шею и что-то говорила ему. Время от времени встряхивала его за плечи, отчего голова парня моталась во все стороны. Он обмяк и чудом держался на ногах, будто спиртное расплавило ему кости.
Гриша с улыбкой на широком лице топтался около бледной девицы с распущенными волосами неопределенного цвета.
Микуль видел перед собой колышущееся тело веселой толстушки и думал: отчего у ее платья такой большой вырез на груди? Он так далеко уходит вниз, даже неприлично смотреть. Буровику, может, и полагается такое, и, может, это помогает ему в поисках нефти, а охотнику никак нельзя — удачи не будет, все звери и птицы в тайге отворачиваться станут от него, начнут избегать встречи с промысловиком. На календаре сейчас июль, до первого снега еще далеко — может, еще на охоту вернусь: нужна мне удача, нужна… Может, материи на вырез-то не хватило?! — вон какая блестящая ткань, наверное, дорогая и редкая, в Ингу-Ягуне никто не носит такого платья. А подол зачем такой длинный, мешает ходить — надо оттуда перешить кусок на грудь. Под ладонями туго обтянутая талия, теплая и податливая.
Один Ракович сидел безучастно за столом в обществе бутылок. Печальные глаза, не мигая, смотрели в одну точку на скатерти.
Микулю ужасно захотелось спать. Он приткнулся к стенке и тут же провалился в черную пропасть.
…Очнулся в общежитии от влажного утреннего воздуха, ворвавшегося в открытые двери — кто-то вышел. В комнате был только Ракович.
— Ребята где? — спросил Микуль.
— Здесь где-то.
— Голова-то как?
— Я же почти не пил. И тебе не советую. Вчера лихо опрокидывал.
— Сам-то ведь тоже…
— Меру знаю, да и неудобно отказываться.
— Деньгу копишь?..
Глаза Раковича жестко блеснули, и, помедлив, он тяжело, но спокойно выдохнул:
— Да, коплю…
Наступила неловкая пауза. Микуль пожалел, что ввязался в этот разговор. А Ракович внимательно разглядывал его, будто впервые увидел. Потом отвел глаза и заговорил, тяжело отвешивая слова:
— Чужие слова повторяешь. Да, коплю. Мне много надо. — Голос дизелиста зазвенел на пределе. В комнате стало жарко. — Но я ненавижу деньги!..
Ракович замолчал, словно споткнулся, как-то сник, надломился. И когда совсем успокоился, начал глухим голосом:
— В армии служил, в южных краях. Все шло нормально, уже домой собирался в Белоруссию, а тут… ну, знаешь, девчонку встретил… Мать там ждет… Девчонка-то тоже вроде любит. А отец ее ни в какую. Вернее, отчим. Говорит, за такого-то?! Одни казенные штаны, да какой он мужчина? А у меня на самом деле ничего, кроме казенных штанов да хатки в деревне. Выходит, будто бы и не человек уже. Ну, я ему руки свои показываю, вот, мол, мое богатство. А он… Руки, говорит, в наше время ни при чем, если башка неважно варит. Вот положи мне, говорит, столько-то, тогда я увижу, что ты за человек. И даже предлагал устроить в одно место: мол, быстро и наверняка. Но тут такое зло взяло меня! Такое зло… И я решил ему доказать: если есть крепкие руки, ты еще не последний человек, не пешка. Глупо, может быть, все получилось, но иначе я не мог. Махнул сразу сюда, третий год работаю. Как три будет — уеду.
— Сбежал бы с ней! — воскликнул Микуль. — В тайге ищи не ищи, все равно не найдешь! Я знаю такие места, где не ходила нога не только человека — медведя нога не ходила. Надо ружье, собаку, избушку…
— Я что… да она… видишь ли, все же родитель, вырастил.
— Письма-то хоть пишет?
— Как же, я только затем и летаю на выходные, чтоб на почту сходить.
— А после… потом куда? В тайге останешься?