— Не знаю, куда она захочет… А я тут к ребятам привык. Не смотри — пьют, это они от безделья. Прилетели на отдых, а сунуться некуда. Клуба нет, фильмов нет, танцы и то раз в неделю. А ребята молодые, кровь играет, развлечься надо, вот и убивают время. — Ракович посмотрел на часы. — Заболтались мы с тобой, шестой час, давай-ка вздремнем еще чуточку.
Когда Микуль проснулся, в комнате никого не было. Во всем теле тошнотворная противная слабость. Хотел пойти пешком в Ингу-Ягун, но не решился. Какими глазами смотреть на земляков? Помятое лицо, мутные глаза, водочный перегар. Что сказать матери? Что делать с сестренками, которые непременно повиснут на нем? Нет, лучше в другой раз…
Сходил на почту, отправил матери деньги. Вернувшись, снова лег: делать-то нечего. Задумался о вчерашнем дне. На буровой эти парни могут работать всем на зависть — не нужно подгонять! А на базе, что, каждый сам по себе? Никому ни до кого дела нет? Нет, не может так быть, не должно. На такой отдых лучше вообще не летать — на буровой, в тайге веселее.
…Прилетели на буровую через три дня, утром.
Встречи с Надей Микуль избегал. Очень ему не хотелось попадаться ей на глаза.
В сосновом бору около буровой было чисто и свежо. Очень свежо и чисто.
9
В ночную смену, когда идет бурение и занят лишь один бурильщик, иногда можно выкроить несколько свободных минут и как следует перекурить.
Гриша убежал к насосам, Ракович копался у дизелей, остальные курили. Помазок Березовский зевнул со скучающим видом, покосился на Микуля и небрежно сказал:
— А охотник-то наш не промах, всех в дураках оставил — вон какую деваху заграбастал, а!
— А ты что, завидуешь? Сам не прочь?.. — поддел его Костик.
— Это я-то? — удивился Березовский. — Нужны они мне — обижаться-то из-за них. Да и не люблю я цацкаться с бабами. Я люблю, чтоб быстро, чтоб раз — и все ясно!
— Ду-урак ты, Береза! — возмутился Костик.
— Не думай, что ты первый, — Березовский повернулся к Микулю. — Тут бывали и побойчее тебя. Она такая же, как…
У Микуля вскинулась рука. Березовский поперхнулся, мгновение стоял истуканом, ошарашенный ударом.
Костик замер с открытым ртом.
Противники, сплетясь, уже катались по грязным мосткам. Теперь Костик бегал вокруг них, пытаясь разнять, и во всю глотку орал:
— Гриша, помоги! Гриш!..
Вместо Гриши прибежал Ракович, играючи растащил парней. Оглядывая их перепачканные лица, спросил:
— Руки чешутся?
— Продрогли, решили погреться, петухи? — ворчал подошедший Гриша. — Я вас погрею — марш по местам!
После смены Алексей Иванович подозвал Микуля:
— Кулаки, брат, не дело, никогда у нас такого не было и, думаю, не будет больше. Березовского не слушай — не со зла, больше от скуки мозолит язык. Слова всегда сильнее.
Микуль молча выслушал бурильщика. Да, на охоте проще.
Спустя несколько дней Березовский сказал с напускной грубостью:
— Ты… ну, забудь этот случай. Считал, просто играешь, несерьезно с ней. Да и характер у меня дрянь — прилипчивый какой-то.
Микуль подумал, что тут не обошлось без Алексея Ивановича.
Теперь он часто думал о Наде, и от этих мыслей голова шла кругом. Отчего это мысли бегут к ней? Почему она одна идет на ум? В Ингу-Ягуне тоже много девушек из древних охотничьих родов, но ни одна не заставила сильнее заботиться сердце охотника. Может быть, просто был слишком занят? А вот эта Надя… Она и похожа на ингу-ягунскую девушку — немногословная, проворная в работе и не похожа — у нее много дум в голове. И думы все крепкие, основательные: вот захотела стать геологом, значит, станет геологом. Ничего ей не мешает, все она может: женщина, а сильная. Он же, Микуль, никак с собой совладать не может: с одной стороны, чистая тайга, тихий Ингу-Ягун, сестры, мать и бабушка, с другой черная вода, загадочная лаборантка Надя, любимый учитель Александр Анатольевич. Каждая сторона тянет к себе — куда же деваться охотнику? Опять же старики охотники в Ингу-Ягуне: придешь раньше времени с буровой — засмеют, и пойдет молва о Микуле как об охотнике несерьезном, у которого «слово некрепкое». В селении не любят таких людей. Вот если вернется к первозимью, все рады будут, никто не осудит — человек вернулся на свои угодья, где уже «поспел» и зверь, и птица… Да, хорошо Наде — у нее мысли не разбегаются, по одной тропе с геологами идут.
Но теперь он видел в ее глазах не только весь мир, но и себя. Это много для Микуля значило — увидеть себя в глазах любимой девушки.
Скоро Микуль сделал еще одну оплошность, как он считал, чуть ли не преступление. Все началось с нового бурильщика Уханова. К новичкам всегда приглядываются — что за человек, чем дышит? А Уханов понравился всем. Правда, буровую он не оглядывал с любопытством — сразу видно, бурильщик бывалый. Не привлек его внимания и могучий сосновый бор, на который засматривались все, впервые прилетавшие на эту скважину. Не заметил он и речушки с березками. Возможно, глаза его наткнулись на это, но в них все отразилось как в холодном стекле запотевшего зеркала. Только на вышке задержался его равнодушный взгляд. Сонные серые глазки оживились, остро блеснули, словно наткнулись не на мазутную вышку, а на волшебное дерево с необыкновенными плодами.