На обед Никита пришел последним — задержался в дизельной. Повариха вновь, в который уже раз, пожурила его:
— Дались они тебе, Никитушка, машины эти — опять все остыло!
Никита виновато улыбнулся: мол, в желудке все согреется.
— Расстанемся, значит, завтра, — сожалела повариха, гремя мисками. — А женить тебя так и не успели — вон у нас какие коллекторши, невесты — что надо! Ведь ты со своими машинами так бобылем горьким и останешься. Попомни мои слова!.. На другой буровой кто тебя будет кормить, как я кормила?! Горе ты мое луковое!..
Вздохнула повариха, подавая Старшому миску, которая была прикрыта крышкой и стояла отдельно, на углу горячей плиты. Вполуха слушая повариху, Никита молча обедал, уважительно думая: «Хорошо готовит — значит, любит свое дело, знает его!»
К нему подсел вошедший в столовую мастер:
— Ну что, Старшой, останешься в бригаде?! Я, брат, из тебя такого бурильщика сделаю — все рекорды будут твои! Станешь первым хантыйским бурмастером… Ну как?!
«Какой из меня бурильщик? — подумал Никита. — Хитрит, старик. Хитрит. Собака не тут зарыта…»
— У меня глаз… вижу, кто на что способен. Редко ошибаюсь! — продолжал мастер и, чуть помедлив, поддразнил Никиту. — Бурильщик — главный, на первом месте! А что твои дизеля — ты от них промаслился вон насквозь, просолярился, того и гляди, вспыхнешь ненароком!
— То — сердце буровой! — веско выговорил Никита, подумал: «Сам будто не знает».
— Так ведь сердцу нужна разумная голова, Старшой!
Никита пообедал и снова подался в дизельную:
— Чудак наш Старшой, — сказал мастер после его ухода. — Хлопотно с дизелями-то, особенно зимой. Измаялся парень, не понимает своей выгоды…
— Мнится мне: просто не хочет понимать, — подхватила повариха. — А так он всем мужикам мужик, только вот на баб не смотрит почему-то…
— А-а, в тихом омуте, сама знаешь, кто водится… — отмахнулся мастер, затем добавил. — А мне не помешал бы толковый механик.
На другой день буровиков сменили испытатели, затем прилетела бригада монтажников — начался демонтаж буровой.
Никита Ларломкин все эти дни занимался мелким ремонтом в своем хозяйстве — «подтягивал гайки и винтики». Был он доволен, что машины находились в хорошем состоянии, хотя немало поработали, что наконец он сделал заначку — собрал кой-какие запчасти, которых у него не было, и теперь мелкие и даже сложные поломки может устранить сам, что удачно пробурили эту скважину — почти на два месяца раньше срока выполнили план проходки, что стоит такая отличная погода…
По вечерам он долго не засыпал от непривычной тишины.
Во сне дизели жалобно, с отрывистым запоздалым стоном звали на помощь, и он вскакивал с постели среди ночи. Но, кроме завывания ветра за окном и глухого шума тайги, ничего не было. Он лежал с открытыми глазами до тех пор, пока его не начинала убаюкивать тихая и нежная песня стальной упряжки. И утром он просыпался бодрым и веселым, с необыкновенной легкостью во всем теле.
Стояла странная зима: середина декабря, а настоящих сибирских морозов еще не было. Оттепели сменялись обильными снегопадами. Земля долго не твердела под снегом. Поутру на болотах из-под сугробов вырывался белесый пар. Округа еще дышала, не омертвела вконец.
Утром, выйдя из балка, Никита чутьем коренного сибиряка понял, что зима повернулась другим боком: вот-вот ударит мороз. Снег стал серебристей, светлей. Суровый ельник замер в ожидании чего-то — не шелохнется ни одной иглой. Только беззаботный дятел звонко гремел на всю тайгу. На закате Никита убедился, что не ошибся. Как говорили охотники-ханты, солнце «надело варежки» — появились протуберанцы. «Пора уж, пора, — подумал Никита. — Какая зима без морозов?!»
Ночью его разбудили не дизели, а простуженный женский голос, до боли знакомый. Он никак не мог понять сначала: во сне это или наяву. Только подумал: «Она». И эта мысль на мгновение парализовала его. И потом, когда отпустило и он вдохнул воздух, все равно не решился взглянуть на нее. Придя в себя и окончательно проснувшись, он взял с протянутой руки лист бумаги. Он не прикоснулся к ее руке, но почувствовал, что она холодна. Пришла дурацкая мысль: «Нет варежки?»
Буквы долго прыгали перед глазами, и смысл написанного дошел до него не сразу. Это была радиограмма, подписанная начальником экспедиции: приказывалось срочно доставить дизели на скважину Р-19. Подумал: «Почему она приехала?.. Кто она теперь?.. Кто дизеля запорол Семенов? Коваленко?..»