– Колики усиливаются к вечеру, – рассказывал Джино Молинари доктору.
Генеральный Секретарь ООН, тяжело дыша, лежал на большой резной кушетке образца тридцать пятого года в одной из комнат жилого дома Вергилия Аккермана. Он зажмурился; крупное мясистое лицо подергивалось, словно от нервного тика; казалось, он скрежещет зубами от невыносимой боли. – Меня регулярно обследует доктор Тигарден, мой личный врач. Бесконечные анализы... Упор на злокачественную опухоль.
«Он как будто пересказывает намертво заученную информацию, – размышлял Эрик. – Так может говорить только медик-профессионал». Похоже, Молинари совершал некий ритуал, тысячи раз рассказывая тысячам докторов ими же поставленные диагнозы.
– Там нет никакой злокачественной опухоли, – продолжал Молинари. – Все медики, обследовавшие меня, подтвердили это. – Далее он понес такое, что показалось Эрику откровенной сатирой на речи врачей-демагогов, пародией на речи, которые могли произносить перед Джино самоуверенные медицинские светила. Наверное, у Мола был зуб на докторов, которые ничем не могли помочь, только упражнялись в красноречии.
Наконец генеральный секретарь успокоился, и беседа пошла ровнее.
– В основном ставят острый гастрит. Или пилороспазмы. Иногда говорят, истерические боли, вызванные тем, что моя жена страдала три года назад от родовых схваток, – и добавил в сторону: – Как раз незадолго до ее смерти.
– Вы на диете? – спросил Эрик.
Мол вяло поднял веки.
– Какая диета, доктор, я ничего не ем. Вообще ничего. Питаюсь воздухом. Вы разве не читали, что пишут обо мне в прессе? Мне не нужна еда, я же совсем другой, – голос его сейчас словах вмещал столько желчи, сколько ее вообще могло содержаться в этом теле.
– Это как-то связано с вашей службой? – напрямую спросил Эрик.
Мол подозрительно уставился на доктора.
– Вы что, хотите применить ко мне психологию, эту псевдонауку, которая пытается возложить на людей ответственность за их деяния?
Он сплюнул. Лицо его моментально стало каменным, как у изваяния Молинари, что красовались на главных площадях Земли.
– Любой может избежать ответственности. Если вы считаете, что тот, кто физически чувствует ее на себе, – невротик...
– Нет, – поспешил ответить Эрик. – Психиатрия – не моя специализация. Если вы захотите пригласить...
– Они все уже были у меня, – сказал Мол. Подтянув ноги, он одним движением перевернулся на кушетке и встал.
– Зовите Вергилия, – бросил он Эрику. – Нет смысла тратить время на бесполезные разговоры. Меня не допрашивают.
– Но без вопросов к больному нельзя поставить диагноз, – заикнулся Эрик.
– Все равно. Допрашивать – последнее дело. Надо знать, а не допрашивать. Все, в ваших услугах я больше не нуждаюсь.
Прихрамывая, он направился к двери, подтягивая по пути обвисшие штаны цвета хаки.
– Господин секретарь, – позвал Эрик. – Вы же знаете, боли можно прекратить в любое время. Любой орган можно заменить. Операция простая и почти в ста процентах случаев проходит успешно. Пока что, не имея доступа к вашей истории болезни, я не могу сделать окончательных выводов, но уверен: операция могла бы состояться в ближайшие дни. Решайте сами, рисковать или нет.
Доктор был уверен, что Молинари выживет: страх его перед медициной казался беспочвенным.
– Нет, – спокойным голосом отвечал Молинари. – Я не пойду ни на какую операцию, я сделал выбор. Я должен умереть.
Эрик уставился на него.
– Да, – подтвердил Молинари. – Несмотря на то, что я главнокомандующий. Смерть, как и моя жизнь, неизбежна. Она послужит общему делу. Впрочем, оставим это.
Он рывком распахнул дверь.
– Вергилий! – крикнул он неожиданно окрепшим, железным голосом. – Давай наливай, сколько можно тянуть! – и бросил Эрику, не оглядываясь: – Так вы поняли, зачем была организована сходка на марсианской даче? Ручаюсь, старик рассказывал, что это единственный способ разрешить военные, политические и экономические проблемы. За полчаса, – и он осклабился через плечо, показывая крупные белые зубы.
– Рад слышать, – откликнулся Эрик. – Значит, все – не более чем загородная прогулка.
Все же у доктора осталось подозрение, что Вергилий Аккерман затеял встречу с генеральным секретарем не просто так. Молинари значил для главы корпорации ТИФФ все или почти все. Уход Джино Молинари с поста – или из жизни, безразлично, – означал полный крах для Вергилия. Любой частный капитал в военное время мог быть национализирован и прибран к рукам агентами пришельцев, занявшими ключевые посты в структурах власти. Но Вергилий Аккерман был хитрым и прозорливым, более того – дальновидным бизнесменом, и рассчитывал игру на несколько ходов вперед.