– Вы уже приступили к операции? – торопливо спросил он.
– Да, все необходимое у меня с собой. Я воспользовался инструментом из своего набора.
– Надеюсь, вы понимаете: никакой пересадки органов. Любая пересадка под запретом.
– В этом нет необходимости.
Тигарден прощупал пульс Молинари, расстегнул форму Секретаря, прослушал грудную клетку стетоскопом.
– Сердцебиение слабое и нерегулярное. Его необходимо срочно заморозить.
– И чем скорее, тем лучше, – согласился Эрик, доставая необходимые инструменты.
Френик, глядя на происходящее, спросил:
– Вы что, собираетесь его замораживать?
– Ничего не поделаешь, метаболические процессы, – ответил Эрик.
– Меня не интересуют процессы, по которым разлагается это тело. Меня интересует, как я могу продолжать совещание с замороженным секретарем, находящимся к тому же под ножом у хирурга. Ради этой конференции я преодолел расстояние в сотни и тысячи световых лет.
Таким разгневанным министра не видел никто и никогда. Пришельцы невольно сжались и побледнели.
– У нас нет выбора, министр, – ответил Эрик. – Молинари умирает.
– Мне все ясно, – сказал Френик и, сжимая кулаки, вышел из зала заседаний.
– Фактически он уже мертв, – заметил Тигарден, продолжая слушать сердце фонендоскопом. – Наступила клиническая смерть.
Эрик застегнул на шее Молинари воротник и сделал укол. Холод через артерию мгновенно начал распространяться по телу секретаря, замораживая сердце.
Френик, нервничая, вернулся в зал и стал совещаться со своим медиком. Наконец он объявил во всеуслышание:
– Я бы хотел, чтобы доктор Горнел присутствовал при операции.
Вмешался вице-секретарь ООН:
– Это невозможно, уважаемый премьер-министр. Молинари издал указ, по которому оперировать его могут только доктора из числа его окружения. Это его личные доктора, которых он сам набирает в свой штат. И не только оперировать, но и осматривать. И вообще приближаться к его персоне посторонним запрещено. Таков закон Земли.
С этими словами он кивнул Тому Йохансону. Люди из «Сикрет Сервис» окружили место операции и тело Секретаря.
– Но почему?
– Потому что они знакомы с историей его болезни, – деревянным голосом отвечал Приндл.
– Непостижимо, – прошипел министр. – Если они же довели его до такого состояния...
Тем временем Эрик вполголоса спросил у Тигардена:
– Подобное не в первый раз происходит во время совещания с пришельцами?
– Пятый, – откликнулся Тигарден.
Эрик ткнул в бок Молинари устройство, напоминающее шприц-пистолет, и нажал спуск, производя глубокий выстрел анестетиком. Выпущенный из аппарата зонд стал пробираться к почечной артерии Секретаря.
В зале повисла тишина, слышалось лишь жужжание скальпеля. Казалось, все остальное, в том числе и министр Френик, пропало, утонуло в большом громоздком секретарском теле, заслонившем собой мир.
– Послушайте, Тигарден, – позвал коллегу Эрик, вытирая пот со лба. Он отступил от оперируемого и закурил сигарету. – Пожалуй, стоит проверить, не было ли гипертонического криза у кого-нибудь из сотрудников Белого Дома в последние несколько часов. И, возможно, такого же случая с блокировкой почечной артерии.
– Можете и не искать. У горничной с третьего этажа. Я только что оттуда. Наследственный порок, правда, обостренный непомерной дозой амфетаминов, которые она приняла за текущие сутки. Она как раз тоже начала терять зрение накануне операции. Сейчас все позади.
– Понятно, – сказал Эрик.
– Давайте обсудим позже, – предупредил Тигарден. – Или забудем об этом.
К врачам приближался министр пришельцев.
– Как скоро Молинари сможет продолжить участие в беседе?
Эрик с Тигарденом переглянулись.
– Трудно сказать, – наконец ответил Тигарден.
– Сколько для этого нужно времени по вашему земному календарю? Несколько часов? Дней? Или, может быть, недель? Я не могу задерживаться на вашей планете, на мне лежит ответственность за целую Империю. Последний раз десять дней потратили даром, ожидая, пока он придет в чувство. Я не могу ждать более трех суток.
За его спиной советники, военные и промышленные, складывали бумаги в папки и портфели.
– Есть надежда, что через пару суток он пойдет на поправку, – учитывая крепость организма, совладавшего с таким количеством болезней. Но говорить наверняка я бы не решился.
Обернувшись к Приндлу, министр Френик заявил:
– Мне видится в этом какое-то издевательство. Почему вице-секретарь не может работать за секретаря, который находится в коме? Зачем тогда существует должность? Она что, чисто номинальная?