Тропинка, едва различимая среди кустарника и грибов, петляла среди высоких деревьев. Путники готовы были поклясться, что несколько раз она изменила своё направление прямо перед их носом.
В глубине леса ветер наконец прекратился, и Нефрона с облегчением убрала с лица повязку, что защищала нос и рот от пыли. Дышать через тряпку целый час — то ещё удовольствие.
Девушка немного отстала от своего спутника, дивясь деревьям-столбам, возвышающимся над кривым кустарником и будто с рождения подгнивающими грибами. Фарлайт — словно эти деревья, думала она, глядя, как уверенно маг топает по дороге. Сильный духом и целеустремленный. Волшебница не обращала внимания на то, как шумно тот пыхтел; за столько лет она уже привыкла к его сопению, резко нараставшему при малейшей нагрузке.
Но если Фарлайт — дерево, то кто тогда она сама? Не кривой же кустик или полный трухи гриб? Она птица, прилетевшая к дереву на ветку, чтобы развлечь его от одиночества своим чириканьем. Обычно Фарлайт начинал беситься, когда эта птица чирикала слишком много. Но всё ему на пользу, только он не понимает.
В этом лесу не было птиц. И зверей тоже не было.
Нефрона попыталась нырнуть в прошлое Ихритта, чтобы понять, почему ушла живность, и была ли она тут хоть когда-нибудь. Она закрыла глаза и сделала шаг вперёд, не телом, но духом.
Ей редко удавался такой трюк; ничего не вышло и на этот раз. Но если раньше она понимала, что ей не хватило концентрации или энергии, то сейчас она словно взглянула в пустоту — у Ихритта не было прошлого. Будто бы кто-то сожрал его и к тому же облизал тарелку.
Фарлайт, решив, что надо немного встряхнуть уставший от однообразной картинки перед глазами мозг, резко остановился, потёр глаза, шумно выдохнул и продекламировал:
Нефрона засмеялась.
— Когда ты перестаёшь быть самовлюблённым педантом, можно подумать, что ты абсолютно нормален!
— Да уж, спасибо за комплимент. Мне давно не говорили таких приятных слов, — отозвался Фарлайт, пнув бледный гриб, росший посреди тропы. Тот рассыпался, оставив после себя облачко спор.
— В том, что Тьма ревнует тебя к Земле, ты немного приукрасил, признай? Тьме до тебя и дела нет.
— Тьму что-то или кто-то смущает. Кто знает, не мы ли?
— После твоих предположений не знаю, что и думать.
— А ты не думай, а иди. Я уверен, что мы уже близко.
Лес напоминал бы расчёску с редкими зубьями, если бы не кусты, гнутые, узловатые и живые. Именно живые. Что есть нормальный куст? Небольшое дерево, стоящее на одном месте, поворачивающее листья к источнику света и пьющее воду из земли или дождя. Кустарники этого леса на месте не стояли. Учуяв движение плоти, они тут же тянули в ту сторону свои крючковатые ветки, незаметно вытягивая из жертвы энергию. Потому в лесах, где водился такой кустарник-живоед, живности никакой не водилось, кроме таких же паразитов.
— Подумать только, — восхищённо произнесла Нефрона, продираясь через кустарник и давя сапогами ядовитые грибы, — как мы обязаны верховным судьям. Без них мы б не увидели всю эту красоту.
Живоеды поворачивались в её сторону, медленно тянули к волшебнице свои ветки, а та даже не замечала, что кустарник впереди сгущается плотнее и плотнее, а им с Фарлайтом становится всё труднее продираться.
— Я бы их за это не только не поблагодарил, а наказал бы самой страшной карой, какую только можно придумать. Если бы я был Тьмой, конечно, — отозвался маг, отбиваясь навязчивой ветки, третий раз сунувшейся прямо ему в лицо.
— Опять твои теории? — спросила Нефрона и тут же вскрикнула: — А-а-а, на помощь!
Фарлайт обернулся и увидел, как один из живоедов опоясал корявой веткой талию его спутницы, а другой сноровисто ударил её по лицу. Волшебница, вместо того, чтобы хладнокровно защищаться, впала в панику и слабеющими от страха руками принялась беспорядочно отпихивать узловатые конечности паразитов.
— О Тьма, что это? — воскликнул маг и вытянул вперёд левую руку, чтобы вобрать в себя энергию. Но в лесу неоткуда было брать энергию, а если источник и был бы, то живоеды давно истощили бы его. — Кусты взбесились?