ть на ситуацию? - Нет. Правила установлены. И менять их нельзя. Да, для них это может обернуться глобальной катастрофой. Но развитие событий в любом случае многовариантно. К тому же многие альтернативы имею нестабильную вероятность. В этом случае прогнозы строить бессмысленно. Будем ждать. - Жаль. Интересно было бы понаблюдать за метаморфозами этой вселенной. - Ещё бы! Я изучил историю цивилизации № 90056. Это просто ужас. А их подход к педагогике? Не могу понять, как они смогли подняться до полётов в космос при столь отсталой системе образования. Даже на современном этапе у них доминируют только два подхода к воспитанию. Один педагог рассказывает ребенку жизненные ситуации, приводит тысячи примеров и сотни случаев, тем самым вдалбливая собственное понимание. Другой организовывает попадание ребенка в сложную ситуацию, предварительно ненавязчиво снабдив минимумом информации о том, что делать. Но в случае цивилизации № 90056, педагогу можно и не утруждать себя придумкой сложностей. Их жизнь, как правило, сама преподносит немало сюрпризов. - И в столь примитивном мире смогли воспроизвести модель великого маятника? Это поразительно! - Да, случай уникальный. К сожалению, детально проследить за ростом духовной составляющей было невозможно. Потому, полноценность маятника под большим вопросом. Но, к счастью, мы имеет отличный индикатор. - Индикатор? И что он покажет? - Эмоциональный фон. Результат будет очевиден. - Если полноценность маятника не подтвердится, то раса № 90056 прекратит своё существование. А что в случае положительного исхода? - Тогда... - альфа запнулся, просчитывая развитие событий, - тогда приходим к парадоксальному выводу. А именно, что в сэмулированной вселенной действуют те же принципы развития разума, что и в реальной. - И? - И придётся переводить эксперимент на новую ступень. И перемещать расу № 90056 в рамки совершенно новой реальности... *** Старик с наслаждением привалился к древесному стволу. Ходить по лесу было с каждым днём сложнее, а ходить с внучкою - просто адов труд. Дед с улыбкой смежил веки, а про себя полным боли голосом возопил: “Не показывай свою слабость ребёнку! Этого нельзя делать ни в коем случае. Эмоции у неё ого-го какие! Перекрывают все расчеты. Если Марьянка ударится в жалость, то весь день занятий псу под хвост. А времени мало. Ох, как мало....” Морщинистая рука непроизвольно гладила бугристую, иссеченную глубокими трещинами сосновую кору. Дерево отдавало тепло человеку, словно родному существу. И от ощущения этого улыбка старика стала куда более искренней. - Деда, почему ты гладишь дерево? - Нравится. Оно такое же старое, как и я. Но куда сильнее. Я ему завидую. По-доброму, конечно. - Завидуешь дереву? - девочка задумчиво уставилась на огромного лесного исполина, - Неужели ещё кто-то, кроме тебя, может завидовать деревьям? - Не знаю. Люди разные. Но завистью больны очень многие. Увы, чаще всего они завидуют друг дружке. - Знаю. Ты мне это уже объяснял. Но я так и не поняла, почему зависть порождает зло по отношению к другому? Ведь правильнее было бы улучшать, то что есть у тебя. Разве не так? - Так. - Но тогда почему? - Видишь ли внучка, человеческое общество развивается весьма однобоко. С одной стороны технический прогресс хоть и неспешно, но толкает нас вперед. С другой стороны мораль буксует на месте! Может тебе это понять пока нелегко. Но поверь, никто не идёт дальше объяснения ребёнку своего понимания, что такое хорошо и что такое плохо. Потому в этой области открытия каждый делает для себя сам. Понимая то же, что и миллионы до него. И как миллионы до него, человек приходит к пониманию простейших истин только на закате лет... Солнце уже висело над самыми крышами, когда старик с внучкой вернулись домой. Дед сунул в замочную скважину бородатый ключ и с удивлением обнаружил, что дверь не заперта. Но куда сильнее удивился, когда дверь распахнулась, а на пороге их встретил Виктор. - Ура! Ты уже дома! - радостный вопль девчушки зазвенел на весь дом, - Ты специально пришёл пораньше, чтобы к завтрашнему празднику подготовиться? Но на лице брата не было и тени улыбки. И до Марьянки начало доходить, что что-то пошло не так. Виктор тем временем присел на корточки и сбивчивым голосом попытался объяснить: - Марьяна, я помню, что у тебя завтра день рождения. И ты знаешь, что я очень, очень, очень тебя люблю. Но... - Виктор бессильно опустил глаза, - Мой эксперимент перенесли на завтра. И я не могу... - И когда ты теперь сможешь? - голос девочки стал по-взрослому глух. - Смогу! Марьяна, смогу! Ты представь только - ведь может статься, что мне даже нобелевку дадут! Представляешь? - Тогда ты нас совсем бросишь? - ледяным тоном заявила девочка. Попытка Виктора обнять сестру окончилась полным провалом. Неожиданно сильно Марьяна оттолкнула брата и опрометью кинулась в свою комнату. Парень с мольбой посмотрел на деда, но старик только покачал головой. *** Начал брезжить рассвет. Виктор впервые за многие месяцы провел бессонную ночь, даже не вспоминая о работе. Сидя на кухне, он прокручивал в памяти моменты взросления сестрёнки. Вот она впервые начала агукать, впервые сама пошла, поехала на двухколёсном велосипеде... Виктор вспомнил, как сам учился заплетать жидкие косы и покупал красивые ленты... Вспомнил и как дед их учил танцевать, уверяя, что пластика танца - это самый красивый язык тела. Вороша громадную кипу воспоминаний, вдруг пришло понимание, что чем ближе к настоящему времени, тем меньше моментов приходило на память. И вовсе не потому, что голова оказалась загружена решением научных проблем. А потому, что эти рабочие моменты как-то незаметно вытеснили, заменили, перечеркнули то, что раньше так грело душу... Виктор поднялся. Бесшумно отворил дверь в спальню сестры. И сердце впервые в жизни защемило нестерпимой болью. Распухшее лицо, залитая слезами подушка, сбитое колтуном одеяло... Виктор застыл на пороге. В своём корабле, занеся палец над кнопкой “Пуск”, застыл Гоорт. Впервые в напряжённом ожидании застыл сам Единый. Мироздание ждало решения...