— Без меня бы и разбирались. А теперь решение приняли? Приняли. Я согласен, дело интересное, живое. — Валерий тоже встал.
— Не возражаешь, значит?
— Не возражаю! — живо отозвался Валерий и подошел к Тане. — Выйди-ка, — кивнул он на дверь.
Иван Иванович было заикнулся, что-то сказать.
— Не надо, Иван Иванович, — остановил его Валерий. — Все ясно. Мост — объект номер один. И… вперед.
— Ну, что ты дурака валяешь, — уже за дверью упрекнула Таня Валерия.
— Я валяю? Ты меня с кем-то перепутала. У меня любовь, Таня…
— Хватит, Валерий. Научись вести себя.
— А я разве кого обидел, оскорбил?
— Грубый ты.
— Вот как, а если я сюсюкать не умею, в грудь колотить…
— Тебе такое дело доверяют…
— Понимаю. Но к чему здесь словесная шелуха… Я же не за так иду. Юлит кто? Тот, кто не умеет работать…
— Но и заноситься тоже нечего.
— Но при чем здесь Иван Иванович? Я ведь свой горб подставляю. Стройка-то комсомольско-молодежная.
— А что украшает человека?
В ответ — ослепительный зубастый Валеркин рот.
— С тобой серьезно, а ты, — Таня повернулась к двери.
Валерий ухватил ее своей загребастой ручищей и привлек к себе. Обычно Татьяна сразу притихала и глаза ее теплели, но тут она резко вывернулась.
— С ума сошел, честное слово. Пусти!
— Таня, я пришел сказать: в субботу у нас с тобой свадьба, если согласна, скажи «да»!
— Уезжаю я.
— Как это — уезжаю?
— А вот так, уезжаю, и все. Маму переводят в Магадан, Да и какая свадьба, господи. Пара — гусь да гагара.
— Не понял. Ты что, Таня, мы ж давно решили. Ты уточни.
— Что уточнять? Кто гусь, кто гагара?
— Эх, Таня, — Валеркины губы еще улыбались, но складка уже задала между бровей. — Ну что ж, — Валерий круто повернулся и пошел по коридору.
На строительство русловой опоры Валерий пришел со своим бригадиром Егором Жильцовым. По реке со звоном мела отяжелевшая за ночь поземка. Под самым берегом, елозя, бульдозер сгребал снег в тощий, рыхлый валик, оттесняя наледь. Чадившая грязным туманом, она лезла через снежную плотину и грузно оползала туда, где бряцали в русле буровые станки.
— Смотри, сколько наперли техники, — удивился Егор Жильцов. — Продырявили Колыму. С берега посмотреть — ну чистый дуршлаг. Вон и экскаватор, словно пароход на мели, загорает.
— А я тебе что говорил, — вздохнул Валерий, — тут еще баба-яга на метле гуляет… Ты вот уши опусти, а то отпадут…
Егор поднял воротник.
Иван Иванович строчил между станками. Жильцов подошел к нему.
— Ну, сказывай, мастер, когда тебе нужна линия? Когда грунт выдашь?
— Не знаю, откровенно говоря, — просипел простудно Иван Иванович. — Вода одолела. Взрыв не получается. А в воду взрывчатку турить — что червонцами печку топить. Не знаю, Егор, не знаю, что с водой и делать…
Егор отвел Валерия в сторону от станка.
— Пока тут, на мосту, твоему звену делать нечего, Валерий. Оставайся здесь сам, изучи обстановку, подоспеет работа — перебросим два звена.
— Когда это еще будет, а пока один поработаю, — согласился Валерий.
— Будет. И скоро будет, а ты сейчас приглядывайся хорошенько, Ивану Ивановичу помогай. Ну, я пошел…
Действительно, с водой не было никакого сладу: снизу давили русловые проходные воды, выжимали наледь — работала мерзлота. Берега Колымы вспучивались, слезились и трескались, выворачивая наружу «сундуки» камней, и русло терялось, исчезало, но вода вдруг начинала выпирать в другом месте.
Казалось, Колыма играла с людьми в жмурки, покажет свой норов, выбьет фонтан и спрячется, а потом неожиданно покажется в другом месте. Да, обуздать Колыму не просто. Все ухищрения гидростроителей, все помпы, насосы были смехотворны. Все равно что ситом воду черпать.
Иван Иванович посерел и все доказывал, что где-то в створе моста должна быть сухая линза. Бурильщики тоже не уходили с реки, носы пообмораживали, все искали безводную линзу. Начальство то и дело шмыгало на легковушках. Стоило только на берегу появиться Фомичеву, как Иван Иванович бросался к нему.
— Ну, сколько будем сквозняки гонять!
Фомичев не отвечал. Он молча брал у Ивана Ивановича из рук шест, поворачивался к нему спиной. Иван Иванович забегал с другой стороны.
— Да я и сам не знаю, — отмахивался Фомичев и на пару с Иваном Ивановичем замерял лунки.
В Фомичева верили, ждали, что он-то, головастый, сообразит. На это время умолкали станки. Старались не помешать. Бурильщики тоже совали свои обмороженные носы в лунку. Другой еще побулькает черенком лопаты в ней.