Валерий заметил, что, Иван Иванович в доме не суетлив, степенен, сдержан. Очень добрый, мягкий, не такой, как на плотине.
— Валерий, тебе водочки или портвейна, — занес бутылку Иван Иванович и, не дожидаясь ответа, налил портвейна «Три семерки».
Валерий не возражал. Водку он, если по правде, терпеть не мог, пил с ребятами больше для форса. Он бы не отказался от сухого, вон из той, с длинным горлом, бутылки, натыкано их предостаточно между тарелками, а все закупоренные и спросить неловко.
— У всех налито? — проверила хозяйка. — Ты давай. Маша, не отлынивай, — заглянула она в рюмку к жене Егора и дополнила ее.
И тут из кухни с подносом в руках вышла девушка, Валерий так и обмер, а Егор подмигнул, заметив Валеркино удивление. «Натка-то какая оказалась, — отметил Валерий. — Вот это да! Никогда бы не подумал, что скрывают ватник и валенки. Почему, интересно, Натка на танцы не ходит?»
Натка очень торжественно, как показалось Валерию, внесла поднос. На подносе лежали два жареных зайца, обложенных подрумяненной картошкой. Валерий потянул носом, в желудке у него заскулило. Гости сразу ахнули, началось тарелочное движение. Освобождали место. Иван Иванович подвинул себе блюдо с квашеной капустой, в которой алыми росинками горела брусника.
Натка поставила поднос с зайчатиной на стол, а Екатерина Алексеевна взялась за нож и отделила от зайца лопатку.
— Не обессудьте, гости дорогие, охотнику, — и положила аппетитный кусок на тарелку перед Иваном Ивановичем.
— Нам совсем незавидно, все правильно, — сказал Наткин отец. — Голову тоже охотнику, чтобы промаха не знал.
— Заодно и хвост заячий мне, — заулыбался именинник. — Так и гостям ничего не достанется.
— Всем хватит, — успокоила хозяйка. — Еще утки есть, с прошлой осенней охоты приберегла, так что не стесняйтесь.
— Тебе, Валерий, ребрышко или тоже хвост? — подставил Егор Валерию блюдо.
— Мне бы каши из зайчатиного брюха. Чесночком аж рот сводит.
— Кашу имениннику, зубов-то у него, поди, не осталось, — засмеялся Егор и положил Валерию и ногу, и каши и картошки, а сам поднял рюмку.
— Поздравим Ивана Ивановича.
Подбежала Натка и тоже взяла рюмку. Зазвенел хрусталь.
Натка радостно и сердечно посмотрела Валерию в глаза. Отпила глоточек, поставила рюмку. Валерий последовал примеру старших — опрокинул до дна. Он думал, что Натка сядет к нему, и стул свободный рядом. Но Натка подсела к отцу. Валерий знал, что Натка живет вдвоем с отцом и что отец очень Натку любит. Они даже на охоту вместе ходят, по ягоды, по грибы, рыбачат вместе — Натка у него вроде за мальчишку. Валерка слыхал, как Наткин отец хвастался: «Не угонятся за Наткой моей парни, что на охоте, что на рыбалке, все равно она сноровистее да и дюжее, пожалуй, не глядите, что на вид хрупковата…»
Выпили по второй. И Иван Иванович попросил:
— Начинай, Алексеевна. Заводи, мать, нашу…
Екатерина Алексеевна утерла салфеткой рот. Как-то широко и вольно откинулась на стуле. И завела песню. Высоко и чисто. Валерия будто сразу на крыло бросило. Тут и Иван Иванович подхватил песню, Иван Максимович, Егор пел густым, немного с хрипотцой, басом, пел, закрыв глаза. Валерий стал подтягивать, хотя песня была ему совсем незнакома, он такой и по радио не слыхал.
— «Ой да ты расти, расти, черемушка», — заводила и вела песню Екатерина Алексеевна.
— «Тонка и высока», — подхватывали другие голоса, и, когда выводили: «Листом широка-а», — просто дух перехватывало, бередило душу, уводило в широкую и глубинную русскую старину непонятной Валерию жизни.
Валерий пел, и ему страстно хотелось, чтобы песня крепла, ширилась, и он в эту минуту готов был всех своих друзей, товарищей расцеловать. И Валерию казалось, он бы мог вот сейчас, сию минуту, совершить нечто необыкновенное, если хотите, настоящий подвиг.
Как-то уж так ненавязчиво, несуетно вошел Валерий в компанию, все ему родные, близкие. Вспомнил дом, маму-покойницу, родню свою, знакомых в Забайкалье. В Балее тоже собирались старшие, а какие пели песни! Валерий тогда гонял верхом на прутике с шумной ватагой мальчишек, а когда гуляли дома, забивался на печь и слушал песни. Мама хлопотала у стола, угощала гостей вот так же, как Екатерина Алексеевна.
Так славно здесь, что он и о Татьяне, о работе забыл. Правда, давеча о работе заикнулся приезжий, поинтересовался. Иван Иванович, хоть и скупо, отозвался, рассказал, как делали опоры, что к чему, с достоинством похвалил ребят. Нет, Валерия не выделил, никого не выделил, никого не похаял, да об этом и говорить не приходится. Какой разговор в компании, не профсоюзное ведь собрание — хвалить или критиковать. Но заботу выдал: забота одна — успеть до паводка поставить мост. Иван Иванович не скрыл — опасается он за монтажников.