Иван Иванович понял и отошел.
— Постоим немного и поедем, — сказал Фомичев, рассматривая трубу над поселком.
По дороге в Магадан Фомичев молчал. И они, понимая и уважая его состояние, молчали.
Иван Иванович взвешивал доводы «за» город и «против». У города свои преимущества, у отдельной площадки — свои: ты никому не мешаешь, и тебе — никто.
«Газик» остановился у подъезда гостиницы. Фомичев вышел и быстро скрылся за дверью. В комнате он долго ходил от стола к окну и обратно и никак не мог принять решения, не находил действенного выхода. И тут его осенило позвонить в Москву. Он заказал разговор и, словно перед атакой, внутренне собрался.
Москва ответила. Фомичев ясно и предельно четко доложил обстановку, сообщил о принятом им решении. Минута молчания в телефонной трубке. Наконец твердый голос: «Какое бы решение вы ни приняли — вы в ответе за порученное вам дело. Желаю удачи». Фомичев еще держал трубку у уха, не решаясь положить ее на аппарат.
— Десять минут, — сказала телефонистка.
— Вот и все! — выдохнул Фомичев, аккуратно кладя трубку на рычаг.
В дверь заглянул Иван Иванович.
— В баню пойдешь? — потряс он веничком из карликовой березки.
— Я, пожалуй, приму холодный душ, — в некотором раздумье ответил Фомичев.
— Ну, так я побежал.
— Беги, беги, Иван Иванович, дорогой мой человек…
Утром Фомичев зашел к Ивану Ивановичу в номер, там уже сидел и Федор. Он сидел в шапке и читал газету. Иван Иванович умывался, отфыркиваясь. На подоконнике лежал обхлестанный веник.
— Позавидуешь пчелам, что ни месяц — медовый, — вместо приветствия сказал Фомичев.
Федор отложил газету и снял шапку.
— Если начальство желает показать характер, — ответил Иван Иванович, — лиши подчиненных прогрессивки. — Он взял со стола лист бумаги и сунул Фомичеву, Фомичев прочитал внимательно.
— Ничего не понимаю, — пожал плечами Владимир Николаевич.
— А тут и думать, нечего, надо оплатить счет за три списанных экскаватора — вот и все!
— Ага, из головы вылетело, извини.
— Да ладно уж, порадеем за общее дело и выпьем по стаканчику кофе. Все и прояснится.
В буфете хоть и было людно, но Фомичев сразу заметил, что Иван Иванович человек тут свой. Зоя просияла, увидев Федора с Иваном Ивановичем.
— Спасибо, Зоя, — вполголоса сказал Иван Иванович, — большое спасибо, выручила.
— Мне-то за что, братцу.
— Ну как…
— А вот главный купец, — скосил глаза на Фомичева Иван Иванович, — начальник.
— Удачи вам, Иван Иванович. — Зоя налила душистый кофе, подала подогретую курицу.
— Птицу едят руками, а начальство — глазами, — беря тарелку, скаламбурил Иван Иванович. — Выделила бы, Зоенька, парочку самосвалов, — чуть громче попросил Иван Иванович.
— «Председатель Совмина», — кивнул на Зою Фомичев. — А она ничего, славная. Такую бы могли и с собою взять…
— Да вот что, Иван Иванович, — Фомичев со стулом придвинулся к Шустрову. — Ты ружье с собою взял?
— А ты откуда знаешь? — округлил глаза Иван Иванович. — На охоту бери испытанное.
— Поедешь на створ.
— Куда? — вроде как не расслышал Шустров.
— Осваивать основные сооружения.
Все что угодно мог ожидать Иван Иванович, но не такого оборота дела. «Что это ему за ночь брякнуло в башку?» Но вслух Иван Иванович спросил;
— В берлоге поселюсь, с медведем жить буду?! — И равнодушно и устало опустил веки, все его лицо сразу стянули глубокие морщины.
— Пойми, — горячо сказал Фомичев, — мне там нужен толковый человек. Колонна придет, дам тебе машину, вагончик…
— Караулить створ, — горестно вздохнул Шустров и отставил стакан.
— Дом без хозяина — сирота. Мы тут гости, а на створе наш дом. — Последние слова Фомичев выговорил с особым почтением. — Постарайтесь, Иван Иванович, правильно понять, — перешел на «вы» Фомичев. Эту привычку Фомичева Иван Иванович знал хорошо. Если дело касалось чего-то очень важного, он всегда переходил на «вы», речь его становилась краткой, емкой. Не тесал, а вбивал.
— Когда ехать-то? — поднялся Иван Иванович.
— Оформишь экскаваторы — и поезжай.
Фомичев тоже поднялся с места. Они постояли друг против друга. Иван Иванович, несмотря на свой уже солидный возраст, выглядел рядом с Фомичевым подростком. Он едва доставал до плеча Владимира Николаевича. Фомичев разглядывал Ивана Ивановича так, как будто они давно не виделись. И сейчас впервые за долгое время он увидел чисто выбритое лицо Ивана Ивановича. Оно отдавало желтизной. Иван Иванович поднял усталые глаза, а глубокая морщина еще глубже вошла в переносицу. И у Фомичева болью отозвалось в душе: постарел Иван Иванович. А давно ли добрым молодцем хаживал.