— Спасибо за все. Огромное спасибо.
— Надеюсь, на этом все не кончится? — спросила Робин. — Я только-только разошлась.
— Так оставайтесь у меня на всю ночь! Вряд ли вам стоит садиться за руль после всего этого шампанского.
— Точно! Тогда выпьем еще! — воскликнула Робин.
— Где мой бокал? — спросила Саванна.
Робин налила снова. Через час они переслушали кучу старых записей и напились так, что уже не могли даже смеяться. Когда Робин поставила Смоуки Робинсона, „Следы моих слез", всем взгрустнулось.
— Я же сказала, не хочу плакать, — бормотала Саванна. — Так все надоело, прямо не знаю, что делать. Может, мне кто-нибудь объяснит, что мы делаем не так?
— Ты о чем? — спросила Бернадин.
— Почему я все еще одна в тридцать шесть лет? Это неправильно. Куда ушло старое доброе время?
— Доброе старое? — вопрошала Глория.
— Ты знаешь. Когда тебя замечали на улице, тебе улыбались, флиртовали, подходили и знакомились. Сколько я торчу в этом городишке, и еще ни один не попросил телефон. Почему? Что со мной? Я привлекательна, образованна, все вроде на месте. Куда девались храбрые парни, которые не боялись знакомиться на улице? Где они прячутся?
— Они не прячутся, — фыркнула Робин. — Они боятся попасть в клетку.
— Они гуляют с белыми, — сказала Бернадин.
— Или стали голубыми, — добавила Глория.
— Или женились, — закончила Саванна. — Нет, не все с белыми, не все голубые и не все женаты. Таких процентов пять — десять, не больше. А остальные?
— Уроды.
— Дураки.
— Каторжники.
— Безработные.
— Шизики.
— Толстяки.
— Лжецы.
— Безответственные.
— Ненадежные.
— Собственники.
— Кобели.
— Тупицы.
— Зануды.
— Хамы.
— Инфантильные.
— Эгоисты.
— Импотенты.
— Хватит!!! — завопила Саванна.
— Ну, ты же сама спросила, — отозвалась Робин.
Саванна медленно полезла в сумочку. Что-то попало ей в глаз, она пыталась найти салфетку, но безуспешно. Робин протянула ей свой носовой платок.
— На, возьми.
— И не реви. Это уж слишком, — прикрикнула на нее Бернадин.
— Я не реву. Мне что-то в глаз попало. Я не могу больше быть одна, все делать одна, я не знаю, что… Ох! — Она постаралась встать.
— Быстрее в ванную! — скомандовала Глория. Все помогли Саванне подняться, потащили в ванную, но у самых дверей ее стошнило.
— Все из-за шампанского, — пожаловалась Робин. — И кто же будет убирать это?
— Я, — сказала Глория.
— Еще чего! В свой день рождения… — проворчала Бернадин. — Дай мне тряпку и уложи эту девицу на диван.
Бернадин на четвереньках вымыла пол. Но потом не смогла ни подняться, ни тем более идти, так что в гостиную она буквально поползла. Саванна трупом лежала на кушетке. Глория пошла вынести мусорное ведро и хотела принести одеяло для Саванны, но когда наконец высыпала мусор в мусоропровод, ей пришлось прислониться к стене и отдохнуть. Она забыла, что дальше собиралась сделать.
В дверях звякнул ключ. „Вор с ключами — хороший вор", — подумала Бернадин и хотела засмеяться, но не хватило сил. У Робин глаза были еще полуоткрыты, и она узнала Тарика. Тот был потрясен видом двух неподвижных тел на полу и одного — свисающего с кушетки. В комнате все было вверх дном. В каждом углу валялись кассеты, на журнальном столике стояло пять пустых бутылок и куски засохшей, надкусанной пиццы.
— Привет, — осторожно сказал Тарик.
— Привет, Тарик, — прошелестели Робин и Бернадин.
— Ты все растешь. — Голова Бернадин упала.
Они были в стельку пьяны.
— Вы тут хорошо погудели, а?
— Только раз бывает тридцать восемь, — пробормотала Робин.
Пирог стоял на столе нетронутым, даже не разрезанным.
— А мама где?
— А разве она не с нами? — подруги переглянулись.
Тарик понял, что разговаривать с ними бесполезно.
— Ладно, спокойной ночи, — сказал он и направился к лестнице. И тут он увидел, как мать на ощупь пробирается через кухню. Она тоже набралась. Тарик старался скрыть улыбку, но Глория его даже не заметила.
— Ма-ам. Все в порядке?
— Угу, — с трудом выговорила Глория.
Тарик взбежал наверх. Глория наконец вспомнила, что хотела сделать. Добравшись до шкафа, она упала в него и выволокла оттуда несколько одеял. В гостиной кто-то выключил свет — или ей так показалось. Робин и Бернадин лежали неподвижно на полу. Глория бросила на них сложенные одеяла, подошла к лестнице и взглянула наверх. Лестница вдруг превратилась в эскалатор, потом ступени остановились. Глория мигнула, вцепилась в перила и снова взглянула вверх. Нет, не сегодня. У входной двери есть свободное местечко. Глория моментально уснула Она не чувствовала ни холода, исходившего от кафельного пола ни того, что по ее ноге ползет паучок. Она не слышала что Смоуки Робинсон продолжает петь свою сладкую и надрывную песню.
МУССОН
Бернадин смотрела сериал „Замужем, с детьми", когда Джон, пунктуальный, как всегда, привез детей. В дом он по-прежнему не заходил, что ее вполне устраивало. На табличку „продается" никак не прореагировал. Бернадин выставила дом на продажу месяца два назад, но пока никаких результатов.
Оника влетела в дверь вместе с порывом ветра. На девочке было новое, незнакомое Бернадин платье.
— Мама угадай, что я скажу? Папа и Кэтлин поженились!
Вошел Джон-младший, положил на пол свой рюкзачок и сумку Оники и закрыл распахнутую сестрой дверь. Бернадин с силой нажала на кнопку, чтобы убавить звук телевизора.
— Что ты сказала? — переспросила она хотя прекрасно расслышала слова дочери. Бернадин бросила пульт управления на столик, посмотрела, как он подлетел к самому краю, подождала, не упадет ли. Но он остался висеть.
— Кэтлин и папа поженились! — снова прокричала Оника, четко, словно заучила фразу наизусть.
— И когда же?
— Сегодня, — отозвался Джон-младший.
— Сегодня? А где же вы были в это время?
— Там и были, — сказал он. — Скучища страшная.
— Да, но когда он за вами заехал, в пятницу, он же ничего не сказал, что у него в выходные свадьба. Я бы вам хоть что-нибудь красивое дала с собой переодеться.
— Он и нам только вчера сказал, — пояснил сын.
— А платье у тебя откуда? — спросила она Онику. Понятно, что это Джон купил, но очень хотелось сменить тему. Ублюдок. Ведь все делается специально, назло. Не может оставить ее в покое, стремится подорвать ее душевное равновесие. Ничего, на этот раз не выйдет.
— Мы с Кэтлин ходили в магазин. Это она навыбирала. Правда, красивое, мама?
Бернадин хотелось взять ножницы и искромсать платье на мелкие кусочки.
— Да, очень милое, — сказала она и добавила: — Оника, ты же знаешь правила, говорят не „навыбирала", а „выбрала".
— Она мне трое платьев купила Только папа сказал оставить их в ихнем новом доме.
— Оника ты умеешь говорить правильно. Три платья. И не „ихний", а „их". — На самом деле ей хотелось спросить. „Какой еще новый дом?"
— А мне она купила „Мегамэн-2" и „Рейнджеры-спасатели", — сообщил Джон-младший.
„Да знаете ли вы, чьи деньги эта… тратит?" — едва не вырвалось у Бернадин. С самого начала она запретила себе плохо отзываться при детях о Джоне или Кэтлин. До сих пор ей это удавалось. Но с каждым разом становилось все труднее.
— И какой же у них дом?
— Большой. Больше нашего, — сказала Оника.
— Наш лучше, — отрезал Джон-младший.
— Понравилась вам свадьба?
— Я же сказал — скучища.
— А у меня была корзинка и я разбрасывала цветы.
— Где была свадьба?
— Я не знаю, как это называется, но не в церкви, — пожал плечами Джон.
— А сколько человек было?