Я буду ждать твоего звонка. На всякий случай пишу снова мой номер. Надеюсь, у тебя и детей все в порядке, и что мы с ними как-нибудь встретимся. С любовью, Джеймс. P.S. Если что-нибудь нужно, сразу звони.
— Черт, — произнесла Бернадин и глубоко вздохнула.
— А ты сама только что сказала плохое слово, мама.
— Извини. Я нечаянно.
— Мам, а что ты читаешь?
— Письмо.
— От кого?
— От друга.
— А можно, я попробую почитать?
— Нет.
— Почему?
— Потому что это письмо мне, вот почему.
— Мам, а ты спала сейчас?
— Да.
— А зачем ты так улыбаешься?
— Не зачем, а почему.
— Почему ты так улыбаешься?
— Потому что мне хорошо.
— У тебя чудной вид.
— У тебя тоже, — сказала Бернадин и легонько дернула Онику за нос.
— А можно, я с тобой полежу? — спросила девочка.
— Я уже встаю, — сказала Бернадин.
Лежать больше не хотелось, но Бернадин все же похлопала рядом с собой по постели:
— Забирайся.
Оника залезла к матери под одеяло и так крепко прижалась, что книжка Бернадин соскользнула на пол.
— Боженька уже не плачет, — сказала Оника, глядя на алеющее солнце.
„С муссонами всегда так", — подумала Бернадин. Она поцеловала письмо, сложила и убрала в тумбочку рядом с кроватью. Глубоко вдохнула аромат дождя и взглянула на бирюзовое небо: в нем повисла двойная радуга. Бернадин обняла дочку и сказала:
— Не знаю, малыш, вряд ли это его слезы. Просто так Господь заботится о том, чтобы все, что он создал, росло.
Когда Оника заснула, Бернадин позвонила Саванне и прочитала ей письмо, до последней строчки.
— Замечательно! Я чуть не расплакалась, — сказала Саванна.
— Да, так вот. Неплохо, да?
— Ты ему позвонила?
— Нет еще. Я письмо-то только что получила.
— Ну, и чего ты ждешь? И попроси, чтобы он отправился к тебе факсом или, на худой конец, пневмопочтой.
— Не мели ерунды. Мне страшно, Саванна.
— Все стоящее в жизни немного пугает, Берни. Сама прекрасно знаешь. А что тебе терять? Это я от тебя чуть не каждый день слышу.
— Да но ведь была только одна ночь, Саванна понимаешь?
— И что? Я читала про людей, которые влюблялись с первого взгляда и некоторые счастливо прожили вместе тысячу лет. А что нам говорит интуиция?
— Не отказываться.
— Ну!
— Саванна! Я была замужем одиннадцать лет. Мне кажется, я совсем забыла что такое нормальная жизнь. Видела что произошла как только я развелась?
— Помешалась на самцах.
— Не совсем. Я хотела, скажем, разведать обстановку. Убедиться, что я еще ничего, в тираж не вышла.
— И?
— Убедилась. Но тут другое Джеймс мне действительно нравится. Вот что меня пугает. Я не собиралась ни в кого влюбляться так скоро. Я только-только оклемалась.
— Слушай, не все такие подонки, как Джон. Попадаются, знаешь, и хорошие так что не стоит подводить всех под одну черту. Мне последнее время хорошие не попадались, но похоже, тебе повезло.
— Знаю, — вздохнула Бернадин. — Я только не знаю, что той ночью было всерьез, а что сумасшествие. Ты же помнишь, я в тот день получила наконец-то развод. Я просто ошалела.
— Да помню. Кеннет тогда приезжал.
— Что скажешь, Саванна? Что мне делать? Нет, правда?
— Я тебе уже сказала Хорошо, сделай так: дай себе пару дней подумать, но обязательно скажи ему, чтобы приезжал. Как минимум на неделю. Тебе нужно провести с ним какое-то время. И конечно, он должен обязательно остановиться в отеле. Расскажи ему, чего ты боишься, а там посмотришь.
— Разумно, пожалуй, — согласилась Бернадин.
— И потом, что ты чувствуешь, когда думаешь о нем?
— Ну, скажем, стереть из памяти ту ночь мне не удалось, хоть я и пыталась спастись в мелких авантюрах. Ничего подобного я в жизни не испытывала. Даже с Джоном.
— Тогда звони, как только решишься. Но вот надолго я бы откладывать не стала.
Джинива сидела у дочери, потягивая джин с тоником и заплетая Онике косы Бернадин подумала странно, что мама решила приехать. Джинива терпеть не могла дорогу из Сан-Сити, значит, что-то случилось. Розовый спортивный костюм — хотя Джинива спортом особо не занималась — очень ей шел, а прическа поблескивала как стальная пряжа.
— Сиди смирно, — велела Джинива Онике. И удивительно, ребенок ни слезинки не проронил. Девочка раскрашивала картинки и одновременно смотрела детское кино „Все собаки попадают на небеса". С Бернадин она вела себя по-другому.
— Я возвращаюсь в Филадельфию.
— Что? — обернулась Бернадин. Она выжимала лимонный сок в шкворчавшие на сковороде телячьи ножки с луком.
— Что слышала.
— Но почему? — удивилась Бернадин, вытирая руки о посудное полотенце.
— Потому что, — вздохнула Джинива. — Мне там до смерти надоело. Друзей у меня нет, а от белых… я устала. Пойми правильно, я к ним очень хорошо отношусь, но я устала жить далеко от своих. Надоело играть в бридж, пинакль или шашки, ходить на водную аэробику и прочую чушь. Не знаю, чем себя занять. Мне одинока И еще к тому же там чертовски жарко. Поначалу я думала вот привыкну, но у меня за электричество столько денег уходит, что вполне могла бы платить за отопление.
— И когда же ты это решила?
— В июне. Я подумала, что лучше сначала все устрою, а потом тебе скажу. У тебя у самой в этом году перемен достаточно. Не хотела создавать лишних проблем. И потом, ты бы начала меня отговаривать.
— Почему же, мам? Ты лучше знаешь, что тебе больше подходит. Правду сказать, я вообще никогда не понимала как ты можешь там жить.
— Я буду жить с Мейбл.
— С тетей Мейбл? — спросила Бернадин.
— Да. — Джинива погладила Онику по головке. — Вот, малышка, теперь ты выглядишь что надо.
— Спасибо, бабуля. — Оника поднялась и вприпрыжку отправилась к себе в комнату, потряхивая косичками.
— С чего это ты вдруг решила поселиться с тетей Мейбл?
— Не говори таким тоном. Я знаю, характер у нее не сахар, но она все-таки моя сестра. И с тех пор как умер Милтон, она как перст. Так что составим друг другу компанию. А я знаю, как ее развеселить. Она наконец-то продала этот свой нескладный дом, и мы с ней купили пополам трехкомнатную квартиру в самом центре — чисто, спокойно и рукой подать до всего.
— Ну молодцы. Когда переезд?
— Мы подписали документы вчера. 15 ноября я отсюда уеду.
— Да это же меньше месяца!
— Я бы прямо сейчас уехала. Но у меня уйма дел осталась. И еще я хочу, чтобы внуки приехали ко мне на выходные. Не в „папочкины" выходные, разумеется.
— Они с удовольствием, — соврала Бернадин, про себя соображая, как бы их заставить.
— Что это ты стряпаешь? Запах очень соблазнительный.
— Телятину. В кастрюльке рис, тут цукини, сейчас быстренько еще салат приготовлю. Если ты мне на стол поможешь накрыть, то минут через двадцать сядем за стол.
— Как ты думаешь, дети не обидятся, если я не пойду с вами кататься на роликах после обеда?
— Мы же всего на часок, мам.
— Знаю, но я не люблю шоссе поздно вечером.
— Ладно, не волнуйся. Просто Джон-младший хотел опробовать новые ролики, а я последнее время так мало времени с детьми провожу, вот и предложила. Озарение нашло.
— Ты тоже собралась покататься?
— Ага.
— А когда ты последний раз на роликах стояла?
— Не помню. Но это все равно. Разучиться же я не могла.
— Ладно, надеюсь, что, когда увижу тебя в следующий раз, гипса на твоих ногах не будет, — рассмеялась Джинива. — Покупатели приходили дом смотреть? — спросила она, потягивая коктейль.
— Трое, два дня назад. Все в один день.
— И как?
— Пока не знаю. Торговые агенты еще не звонили.
— Очень надеюсь, что эту махину у тебя купят, и быстро.