– Наверное, еще нет, – услышала она насмешливый голос старшего и почувствовала, как ее руки заломили еще сильнее.
Внезапно что-то произошло, и она оказалась на свободе. Ее больше не прижимали к земле, не молотили кулаками. Бен оторвал от нее мальчишек и теперь методично и жестоко избивал их. С трудом встав на четвереньки, Мэгги с удовлетворением отметила, что из их разбитых носов течет кровь и что они поскуливают от страха. Она с восторгом следила, как брат пнул Чарли в пах, а потом ловким ударом свалил светловолосого, более сильного, мальчишку. Эти щенки и в подметки не годились Бену. Высокий, мускулистый и сильный, он вымещал теперь на них всю накопившуюся злость и успокоился только тогда, когда они, поверженные и перемазанные кровью, остались лежать в пыли у его ног.
– Если я еще хоть раз увижу вас рядом с моей сестрой, то вы у меня получите по-настоящему, – сказал он, и под взглядом его зеленых сверкающих глаз мальчишки застыли. – А теперь проваливайте, паршивцы, – сказал Бен и презрительно фыркнул, глядя, как обидчики, спотыкаясь, бредут по улице. Поправив шляпу, Бен наклонился к Мэгги и одной рукой легко поставил ее на ноги. – Разве я не говорил тебе, чтобы ты не ввязывалась в неприятности?
– Они первыми начали. Бросали в меня камни и говорили всякое про папу.
– Больно?
– Нет, – солгала она, презрительно пожав плечами. – Они ничего не сделали. – Мэгги потрогала пальцем царапину на подбородке и резко повернулась к брату: – Бен, я хочу еще раз увидеть папу. Один только раз!
– Нет.
– Но… – В ее умоляющем взгляде затаилась паника.
– Нет, мы уезжаем отсюда.
Он потащил ее за собой по улице. Утреннее небо потемнело, налилось свинцовыми тучами, начал накрапывать мелкий дождь. Из таверны вышли двое завсегдатаев и уселись на лавку под грубым зеленым навесом. Мэгги услышала, как лавка заскрипела под их весом. Они с интересом уставились на идущих по улице.
– Можно я быстро сбегаю туда и назад? Всего только разочек?
Вместо ответа Бен подхватил сестру на руки и закинул в фургон, где хранились все их пожитки.
– Сядь нормально! – прикрикнул он, обошел фургон и отвязал лошадей. Развернув повозку в сторону гор, видневшихся вдали, Бен запрыгнул на сиденье рядом с Мэгги и потянул за вожжи. – Но-о-о!
Теплый дождь барабанил по бревенчатым крышам домов, мимо которых лошади галопом проносили фургон. Мэгги подняла с пола свою фетровую шляпу и натянула ее почти на самые глаза. С ужасом она взглянула на окна тюрьмы, мимо которой они проезжали. В горле застрял комок. Она не могла смотреть на Бена, даже когда фургон спустился с крутого холма, заслонявшего собой город.
– Не реви, слышишь? – Голос Бена в сыром сумеречном воздухе звучал не так строго, как раньше. – И не говори, что тебе не хочется уезжать из Гофер-Спрингс, – с кривой усмешкой добавил он, объезжая огромный камень, скатившийся на дорогу.
Конечно, ей и в голову не пришло бы сказать такое. Как и все другие места, в которых они останавливались за последние шесть лет, это был крошечный неказистый городишко, где сам воздух, казалось, пропитался жадностью и отчаянием золотоискателей и спекулянтов, населявших его. И жестокостью – той изощренной жестокостью, из-за которой ее отца теперь несправедливо обвиняют в убийстве. Мэгги чувствовала, как от горя все сжимается у нее внутри. Боль сидела глубоко, но была такой сильной, что девочка с трудом дышала.
– Это несправедливо! – вдруг выкрикнула она и съежилась на сиденье, став похожей на мокрое скрученное одеяло.
– Да, несправедливо, но мы ничего не можем сделать. Ты сама слышала, что сказал отец. Сядь прямо. Если бы он увидел тебя сейчас, то провалился бы со стыда, – грустно сказал Бен и ворчливо продолжил: – Понимаю, тебе пришлось подраться, следы битвы налицо. Ну и видок у тебя, сестренка: поцарапанная, чумазая и вонючая, как буйвол. Кажется, я начинаю понимать, что имел в виду отец.
– Ты про что? – Мэгги бросила безразличный взгляд на свою изодранную и грязную одежду, убрала свисавшие пряди волос, закрывавшие ей глаза. Она всегда была такой – почти всегда. За исключением субботних вечеров, когда отец заставлял ее мыться. Да и то не каждую неделю, а когда вспоминал.
– Скоро узнаешь, – ответил он, бросив на нее косой взгляд. – А пока я отвезу тебя к Беличьей скале. Па велел, чтобы ты подождала там, пока я съезжу в город посмотреть, как… все пройдет.
– Ты имеешь в виду казнь? – прошептала она, широко открыв глаза.
– Кто-то ведь должен проследить, чтобы все было сделано как надо – до и после, – спокойно пояснил брат, но его широкие плечи под засаленной рубашкой были напряжены, а взгляд неподвижно устремлен на снежные верхушки гор. – Ты подождешь с лошадьми, покараулишь вещи, а я вернусь, когда все… улажу.
И вот она осталась одна на дальней горной стоянке. Бен ускакал обратно верхом на Белл, а Бекки мирно паслась, привязанная к стволу кедра. Мэгги сидела, обхватив ноги руками и уперевшись подбородком в колени, и молча смотрела в посветлевшее небо. Дождь прекратился, вокруг стояла такая тишина, что девочка могла услышать, как по камням скользят ящерицы. Только редкие всхрапывания Бекки и крики куропаток нарушали одиночество Мэгги, безотрывно глядящей на пурпурные и белые цветы водосбора.
В полдень она вздрогнула и судорожно обхватила себя за плечи – ведь именно в это время на шее отца затянется петля. Мэгги не сомневалась в том, что почувствует этот момент, что ее пронзит холод. Однако сквозь тучи пробилось солнце, в воздухе запахло хвоей и землей, умытой дождем, и девочка не ощутила ничего, кроме пустоты, ожидания и одиночества.