Ника взрослела, но тепла в отношениях не появилось. Иногда Ника пыталась понять, отчего так произошло, почему не получалось у них быть близкими. Почему так часто проявлялись раздражительность, придирки, недовольство матери, ведь нельзя же горе, уход мужа, превращать в наказание для дочери.
Все переменилось внезапно. И случилось это почти сразу после той памятной «воспитательной» ночи. Ника не сразу поняла, в чем дело, но потихоньку дома воцарилось спокойствие. Нет, откровенности особой не наметилось, но в матери появилась мягкость, ласка, добрая насмешливость. Ника поудивлялась, а потом и перестала об этом думать. Она была счастлива от таких перемен, хотя долго не догадывалась об их причинах.
Через два дня после ночной лекции Калерия Петровна записалась на прием к директору комбината Петру Николаевичу Бестужеву.
– У него есть полчаса с утра, – сказала секретарь Римма Игоревна, – подойдите к десяти. Только не задерживайтесь.
Калерия Петровна порадовалась, что она сообразила переговорить с Бестужевым в его рабочем кабинете: «Там проще. Можно коротко, по делу, никто не услышит и не узнает. Мало ли какие вопросы директор музея обсуждает с директором предприятия!»
К встрече Одинцова подготовилась – оделась строго, но в уши повесила большие серьги. Это был намек, что посетительница женщина не только деловая, но и, несмотря ни на что, следящая за модой. И что она отлично понимает важность и деликатность вопроса, который она пришла обсудить. Калерия Петровна и так была женщиной интересной, а когда ставила перед собой цель, то лицо озарялось неким подобием страсти, что очень ее украшало.
– Добрый день, чем могу помочь музею? – Бестужев вышел в приемную встретить Одинцову.
– Добрый день! – ответила Калерия Петровна и громко, чтобы услышала Римма Игоревна, сказала: – Ох, проблем много, не буду мучить сразу всеми. Хоть бы об одной с вами потолковать.
– Конечно, – улыбнулся Бестужев и пригласил жестом в кабинет.
В кабинете он сел не за свой огромный стол, а напротив Калерии Петровны, подчеркнув неформальность обстановки.
– Чай или кофе? – поинтересовался он.
– Спасибо, ничего не надо, – отказалась Калерия Петровна и приступила к разговору: – Я не о музее пришла поговорить. Хотя проблем там полно. Я пришла поговорить о наших детях.
– О ком? – изумился Бестужев.
– О наших детях. О моей дочери Веронике и о вашем сыне Егоре. Я долго не буду тянуть. Егор ухаживает за Вероникой. Но ему уже восемнадцать, ей всего пятнадцать. Со своей стороны я сделала, что возможно. Она понимает опасность этих отношений. А с другой стороны, он ей нравится. Но мужчина может быть настойчивым, нетерпеливым. Он может, – тут Калерия Петровна запнулась, – пренебречь условностями и правилами приличия. А мне не хотелось бы, чтобы Ника попала в неприличную ситуацию. Я прошу, поговорите с сыном. Лучше всего будет, чтобы эти отношения прекратились.
Закончив речь, Калерия Петровна подняла глаза на Бестужева. Тот сидел красный как рак.
– Э… что-то уже случилось? – осторожно произнес он.
– Насколько мне известно, нет. Но разве надо этого дожидаться?
– Что вы, конечно, нет, – Бестужев как-то неловко взмахнул рукой, – поверьте, Егор парень хороший. Он же учится, учится отлично. Кстати, когда они успевают встречаться?
– Он ведь приезжает домой, – пожала плечами Калерия Петровна, – вы поймите меня правильно. Может, я дую на воду. Скорее всего, я беспокоюсь напрасно. Но она школьница. Он – взрослый почти. В Москве. Своя жизнь у него.
– Не объясняйте, я вас отлично понимаю. И правильно, что пришли. Хочу только сказать, парень он хороший. Не шляется, не выпивает. Я доволен им. Специальность у него прекрасная, сам выбрал. Главное, чтобы работу нашел. Но, если что, возьму к себе. Он комбинат любит.
– Я рада за Егора. Думаю, вы его прекрасно воспитали. Но, Петр Николаевич, у меня дочь. Она без отца. Я работаю. Конечно, мне иногда бог знает что мерещится и кажется. Но это только от страха, что не услежу! Сами знаете, и возраст, и влияние.
– Да вы не волнуйтесь. Я с Егором сегодня же поговорю. Я ему… – Бестужев сжал большой кулак.
– Что вы! Не дай бог! – ужаснулась Калерия Петровна. – И вообще, не выдавайте меня. Я не хочу, чтобы Ника знала о моем визите к вам. А если узнает Егор, узнает и она. Нет, он ничего не скажет, да Ника все поймет сразу. Я ее знаю. Вы так, тихо, деликатно. Ну, намеком…
Калерия Петровна говорила, а сама думала, что это советовать легко. Трудно держать себя в руках, когда появляется страх за ребенка.