– Я не люблю делать глупости. И мы их не сделаем. Ты поняла меня?
С того дня они вели себя как влюбленные – ходили за ручку, могли обняться, поцеловаться, но ни разу Егор не позволил себе большего…
Школьный звонок отвлек ее от воспоминаний. Гул голосов и грохот отодвигаемых стульев вернул Нику к действительности.
– Я домой иду. Мама неважно себя чувствует, – Ника собрала книжки и пулей вылетела из класса. Ей хотелось побыть одной – отсутствие Егора, его молчание становилось невыносимым. Как ни уговаривала себя Ника, но объяснений внятных не было. «В конце концов, почему нельзя позвонить?! Хоть одно слово сказать?!» – вслух спросила она себя, стоя уже перед крыльцом дома.
В доме ее ждали тишина, наглаженные темные платья, которые приготовила Калерия Петровна.
– Во сколько завтра надо быть там? – спросила Ника.
– В десять, в здании музея.
– У вас?
– Да, у нас. – Калерия Петровна скрылась в своей комнате. Остаток дня прошел в молчании и тихих делах, которыми каждая из них занималась в одиночестве.
На следующий день они проснулись под стук моросящего дождика.
– Я не буду завтракать. – Калерия Петровна быстро собралась.
– Мам, хоть бутерброд съешь! – попросила Ника, но, взглянув на мать, отступила.
У музея уже стояли люди. Город собрался попрощаться с тем, кого любил, о ком сплетничал, кого уважал, кого считал виноватым в своих финансовых бедах и кого благодарил за реорганизацию. Все было так, как бывает у людей, – невозможность что-то изменить примиряет, заставляет горевать и мысленно просить прощение.
– Весь город здесь, – Ника держала мать под руку.
– Прекрасный человек. О нем только хорошее помнить будут, – спокойно сказала Калерия Петровна. Она здоровалась со знакомыми, что-то говорила, объясняла. Ника боялась, что мать не осилит этого мероприятия и сляжет, но сейчас удивлялась ее выдержке.
Ника увидела мать Егора с почерневшим лицом, ничего вокруг не замечающую. Ее поддерживали две заплаканные женщины средних лет – видимо, родственницы. Тут же были старик с тростью и парень – подросток лет тринадцати. Чуть дальше стояли сотрудники комбината.
– А где Егор? – Ника повертела головой. Ее вопрос никто не услышал.
– Мама, а где же Егор?
– Не знаю, не понимаю, может, он… – Калерия Петровна огляделась, – все, тихо… Начинают.
Заиграла музыка, вперед вышел главный инженер комбината.
До Ники доносились слова, значение которых она не разбирала, в голове вертелся один-единственный вопрос – почему на похоронах нет Егора.
Глава 4
Нику вызвали к следователю через два дня. Глядя на куцую повестку, Ника почувствовала тошноту.
– Мам, зачем это? – спросила она у Калерии Петровны.
– Не знаю. Наверное, что-то хотят узнать о Петре Николаевиче. Ведь идет следствие.
– А как же Егор?
– Про Егора я ничего не слышала. Все молчат. Словно воды в рот набрали.
– А ты сама как думаешь, где он?
Мать посмотрела на дочь. И в ее глазах была боль. Вообще произошедшее изменило их отношения. Словно исчезла разница в возрасте, словно они обе стояли на одной балансирующей доске и ни одна из них не имела права сделать шаг в сторону, потому что другая тут же упала бы.
– По городу ходят слухи… – сказала Ника.
– Не обращай на них внимание. Люди всегда что-нибудь придумывают.
– Но где же он?! Ты знаешь, что его мать уехала?
– Слышала, что к родственникам. Они в соседнем селе живут. Ты иди к следователю, не волнуйся, не горячись, лишнего не говори. Хочешь, я пойду с тобой? Подожду внизу.
– Не надо, я сама, – Ника замотала головой.
В городском отделении милиции ей встретились знакомый участковый, два соседа по улице и главврач поликлиники. Знакомые лица немного ее успокоили. К тому же следователь, приехавший из Москвы, был молод и буднично спокоен.