Бестужев был не наивным, прекраснодушным энтузиастом-патриотом своего дела, а скорее строгим практиком и отлично умел считать. Его не мог обмануть этот бум кооперативного движения – появление вареной джинсы на местном рынке не свидетельствовало о развитии производства. Оно лишь говорило, что у людей дела обстоят плохо и они вынуждены браться за любую работу. Бестужев знал, что будет еще хуже – поставщики один за другим либо закрывались, либо переходили на бартер. И от Бестужева не укрылось появление в городе тех, кто не работал, но имел большие деньги. Петр Николаевич понимал, что вся эта нынешняя муть рано или поздно осядет на дно, а настоящий капитал можно зарабатывать только настоящим делом, поэтому считал своим долгом сохранить комбинат.
Первые посетители появились у него в кабинете в девяносто первом. Он знал всех троих. Один когда-то работал у него в красильном цехе, другой был соседом, третий – одаренным математиком, когда-то гордостью местного отдела образования. Они вошли без стука, оттолкнув секретаршу. Бестужев зло прищурился и, нажав нужную кнопку, вызвал охрану. Он давно подготовился к таким визитам. Его коллеги директора окрестных предприятий уже рассказывали про этот новый вид знакомства.
– Если захотите поговорить – запишитесь на прием. На моем предприятии в этом смысле ничего не изменилось, – сказал Бестужев незваным гостям и приказал их вывести вон.
– Пожалеешь, – кинематографически прошипел математик.
«Дурак ты», – подумал про себя Бестужев. Он знал, что таких бояться не надо. Бояться надо других. И эти другие появились через месяц.
– Добрый день! Простите, я с Петром Николаевичем разговариваю? – Говоривший имел приятный солидный баритон.
– Да, это я, – ответил Бестужев.
– У вас очень похожи голоса.
– У кого? – не понял Бестужев.
– У вашего сына Егора и у вас, – ласково засмеялся собеседник.
– Вы хорошо знаете моего сына?
– Отлично знаю.
– А он подозревает об этом?
– Думаю, нет. И это совсем не нужно. Главное, об этом знаете вы.
– Понимаю, – ответил Бестужев, – вы хотите приехать ко мне поговорить? Правильно я понял?
– Совершенно правильно, – последовал ответ.
– Я жду вас. Пропуск будет выписан на имя?
– Николай.
– Нужна фамилия.
– Бесфамильные мы, – рассмеялся собеседник.
Через два часа в кабинет вошли двое высоких мужчин, отлично одетых, с манерами вкрадчивыми и спокойными. За их спинами маячила секретарша. В руках у нее был букет цветов и коробка конфет, в глазах – удивление.
– Проходите. Присаживайтесь, – Бестужев встал навстречу гостям.
Он наперед знал весь разговор и сейчас припоминал все то, что заготовил на подобный случай.
– Я – Николай, – сказал один из них.
– Виктор, – сказал другой.
– Слушаю, – Бестужев волновался, но всеми силами не показывал этого, – если хотите, курите.
– Что вы! Мы ведем здоровый образ жизни. Физическая подготовка, здоровое питание. И никаких сигарет.
– И водки, – добавил Виктор.
– Отлично. У меня так не получается, – вздохнул Бестужев, доставая зажигалку.
– Это потому что вы нервничаете.
– И беспокоитесь, – опять добавил Виктор, словно они играли в «найди синоним».
– По-другому не получается пока, – сухо отвечал Петр Николаевич.
– Бывает, – кивнул Николай. – А мы бы хотели поговорить о комбинате.
– Догадываюсь. Давайте сразу к делу. Вы уже вторые посетители, которые хотят о комбинате разговаривать.
– Всего лишь вторые? – удивился Николай. – А мы думали, тут очередь стоит.
– Может, и стоит. Только я об этом ничего не знаю. А вот трое уже приходили.
– И что вы?
– Я их выставил.
Николай изобразил на лице предостережение:
– Ну, может, люди просто потолковать хотели.
– Может. Только вели себя по-свински.
– Понимаем, – склонил голову Николай.
– Я слушаю вас.
– Для начала расскажите немного о производстве. Нет, без технических подробностей. Расскажите о том, какие ткани вы можете выпускать?
– Это как на уроках профориентации? – усмехнулся Бестужев.
– Да, на них.
– Хорошо. Итак, мы выпускаем шелк. Шелковые ткани бывают натуральные, искусственные, синтетические.
– Разница?
– Очевидная. Сырье для натурального шелка – шелковая нить-сырец. – Бестужев на минуту забыл, зачем пришли сюда эти люди. Он вдруг почувствовал прилив сил – рассказывать о том, что самому давно известно, и о том, что доставляет удовольствие делать, оказалось делом приятным.