— Зазнался малый, — сказал стоящий рядом длинный парень в сильно вылинявшей майке и сандалиях на босую ногу.
— А ты бы ему по шее! — оглянувшись, будто боясь, что его услышит кто-нибудь посторонний, посоветовал сухой человечек с фиолетовыми губами. — По шее таким давать надо, и чтоб без свидетелей! Знаешь, как Вадька Борута однажды рыбинспектора с глазу на глаз проучил?
— Проучил, — фыркнул, насмешливо дернувшись всей своей длинной фигурой парень, — проучил — и с сейнера за это списали! Чуть было в отсидку не угодил, да простил инспектор…
Я хотел было вмешаться в разговор, спросить о Бо-руте, но седобородый, допив вторым глотком остатки вина, сказал сердито:
— А вы разве не слыхали, что его уже упекли?
— Да ну? — вырвалось у кого-то, остальные же уставились на седобородого с терпеливой выжидательностью.
— Да об этом уже все Вилково знает, — сняв соломенную шляпу и вытерев рукавом потный лоб, сказал рыбак.
— А за что же это? — удивился мужчина с фиолетовыми губами.
— Говорят, авария. Жертвы есть, да к тому же пьяный был, такого не прощают. — Седобородый вздохнул, заказал себе еще стакан вина и, отпив половину, заключил. — Нашли кому машину доверить — дурачку…
— Да пора бы уже поумнеть, отец уже, — вставил фиолетовогубый.
— А когда это дети ума придавали? — вновь насмешливо качнулся длинный в вылинявшей майке.
— Дело не в уме, а в серьезности, — ответил седобородый.
— Вот эта штука его погубила, — щелкнул по стакану пальцем длинный.
— Вино придумано умными людьми и не для дураков, а для тех, кто умеет пить. А тем, кто не умеет, я бы клеймо на лоб ставил: этому не давать ни в жисть! — сурово нахмурился седобородый рыбак, поставил пустой, подкрашенный розовым вином стакан на-прилавок и пошел от ларька, шагая несколько косолапо, но широко и твердо.
Остальные тоже поставили свои стаканы, и я понял, что компания распалась. А когда и они уходили, я достал листок, врученный мне Борутой, и, прочитав названия улиц, спросил у длинного, как туда пройти.
По дороге я встретил существо, на которое где-нибудь на Крещатике или на Дерибасовской, пожалуй, не обратил бы даже внимания, по в этом городке оно так всему контрастировало, что я невольно приостановился. Существом этим была девушка в длинной малиновой юбке с высоким прорезом на боку, сквозь который при каждом движении проглядывали нога и часть бедра. Грудь ее была лишь слегка прикрыта какой-то поблескивающей мишурой, спина же оставалась по-пляжному голой. Девушка вся, от ногтей до волос, была так обильно «загрунтована» всевозможными красками, что возраст ее поначалу трудно и определить. А лицо вообще — сплошная радужная маска. В одной руке она держала цилиндрическую корзинку с клубникой и зеленью, а в другой незажженую сигарету. Девушка остановилась, глядя на меня с изучающей пристальностью:
— Простите, пожалуйста, у вас огонька не найдется?
— Простите, не найдется, некурящий.
— Серьезно? — откровенно удивилась она.
— Серьезно и надолго, — вздохнул я.
— Первый раз встречаю киношника без зажигалки.
— Что ж, меня все считают редким экземпляром, — начал было я насмешливо, но тут же спохватился, несколько озадаченный. — А откуда вам известно, что я киношник?
Я даже невольно оглядел себя. Ничего отличительного от других: потертые джинсы, ковбойка, туфли из искусственной замши. Так ходят сейчас многие, как говорится, и в селе и в городе. Может быть, перстень с кинолентой? Борода? Но сейчас многие носят бороды.
— Своих узнаешь особым чутьем, — почти загадочно ответила она.
— А если конкретнее?
— Видела вас в машине, которую чинит мой брат, он механик. Вам ее тот подонок Борута порядочно помял.
— И вы его знаете?
— У нас тут все друг друга знают.
— И Лилю, его жену, конечно, тоже знаете?
— Еще бы… Несчастная женщина! Ну, сама виновата. Бабы сами в петлю лезут, особенно те, кто способен только детей рожать.
— А с Варей вы знакомы?
— Скосыревой? Эта моя бывшая школьная приятельница. Мещанка. Собственно, как и большинство в нашем городишке.
— А вы к какому сословию себя относите? — осторожно, хотя и не без прочий, спросил я.
— К временным неудачникам, — покривившись, сказала она.
— Ну, об этом еще рановато говорить, — польстил я.
— Поступала во ВГИК — провалилась, в Харьковский театральный — то же самое, одного балла не хватило. У Варьки-то Скосыревой все проще, таким, как она, жить легче. По традиции, как и все ее родичи, на рыбозавод, а людям, чей контрапункт жизни совершенно иной… — Она не договорила, кивнула здоровенному, мрачноватого вида парню и спросила, потянувшись к нему сигаретой. — Огонька не найдется, малый?