— Ой, какая там многовековая, какие там достопримечательности! — Она снова обрела свою, прекрасную улыбку. — Вы уже все сами видели, а история короткая и простая… У большинства из нас предки старообрядцы, они и поселились тут первыми, еще в начале прошлого века. Их ведь преследовали всюду, религиозные они очень были. Вот и забрались в эти дебри, в эти плавни. Вырезали ерики, чтоб осушить немного земли. Люди они были работящие. Поставили дома, сады посадили и стали заниматься рыбным промыслом, жить и поживать. А рыбы тут много было. Ну вот, строили, строили — и вырос целый город. И от этих первых поселенцев, наших прадедов-кряжей, и все мы пошли. Верующих, какие были когда-то, у нас теперь уже немного, но строгость к жизни осталась от дедов…
— А как попять эту самую вашу строгость?
— Как это «как понять»? — серьезно нахмурила лоб Варя.
— Ну, строгость, как вы говорите, «к жизни»…
— А вот так и понимать… Чтоб, значит, уважать и почихать старших, не красть, не врать, не курить, вина без меры не пить, в работе быть злым, а к людям добрым.
— Ну, об этом, пожалуй, не только вы, но и все человечество печется, — снисходительно заметил я.
— Но у нас это особо! — с гордостью подчеркнула Варя.
Я хотел было заметить, что даже за короткий срок пребывания здесь видел немало другого (да и пример тому — Борута, о котором, мол, я слыхал, что он каких-то там дел натворил, а такой наверняка тут не один), но не решился. Тем более, что город, конечно же, был жив прежде всего тружениками, людьми уважаемыми.
Мы подошли к церквушке. Чистенькая, аккуратненькая, стены выкрашены в светло-зеленый цвет, купол белый, как парашют, в окнах мозаика из мелких цветных стекол. Казалось, что церквушка посматривает на нас разноцветными глазами с хитроватой косинкой.
— Так что, проберемся на колокольню? — решительно спросил я у Вари.
— А пустят ли?
— Со мной пустят.
Варя осталась сидеть на скамеечке неподалеку, а я пошел разыскивать настоятеля Нашел чернобородого и мрачного старика, объяснил, что я из кино, что нужно для работы над фильмом осмотреть город с колокольни. Он старательно, все до буквочки прочел в моем удостоверении, раздумчиво поглядывая на меня из-под нависших на глаза, густых, без единой сединки черных бровей. Потом молвил на удивление тонким бабьим голоском:
— Ладно. Хорошо, хоть табачищем от тя не разит!
— Я не один, — кивнул на скамейку, где сидела Варя. — Это мой гид.
— Скосырева? — снова взвизгнул своим голвском настоятель. — Чтой-то она к вам на работу перешла, отец-то знает?
— Да никуда она не перешла, — нетерпеливо сказал я, — просто временно.
— Ну ежли временно, то нехай…
Мы с Варей поднялись по крутым скрипучим ступенькам, пахнувшим сохлым деревом и пылью, и первое, что я увидел, это парящее высоко в небе облачко красноватых птиц.
— Что это? — спросил я.
— Бобы, — ответила Варя.
— Не знаю таких птиц.
— Они похожи на аистов, только поменьше обычных, они тоже рыбаки. Вот так летают, летают стайками, а потом один камнем в воду — раз! И рыба в клюве. Красивая птица, — засмеялась Варя.
И снова я не мог отвести глаз от ее смеющегося лица, вид у меня, наверное, был дурацкий, потому что Варя вдруг оборвала смех и протянула руку в сторону раскинувшейся перед нами панорамы города.
— Туда, туда смотрите. Боже, красота-то какая!
Теперь, отсюда, Дунай под лучами солнца казался уже не пепельным, а по-настоящему голубым. Наверное, Штраус, когда собирался писать свой знаменитый вальс, увидел эту чудесную реку откуда-нибудь с высоты, увидел в ней отраженное шелковисто-голубое небо.
От Дуная через весь город тянулись тоже голубые, чуть взблескивающие серебром улицы с домишками, которые, как в зеленых гнездышках, уселись в уютных садах и огородиках. И очень тихо, видимо где-то далеко, тарахтит мотором-трудягой невидимая из-за прибрежных ветел фелюга. Варя что-то высматривала на большом колоколе. Я щелкнул по нему пальцем, и колокол ответил мне густым шмелиным гудением.
— Тс-с-с, — испуганно ухватила меня за руку Варя. И тут же кивнула на литую надпись на бронзовой ще-ковине колокола: «Пожалован купцом Семякиным и сыновьями».
— Кто они, где они… — с усмешкой пропел я и вновь хотел щелкнуть по колоколу.
— Тс-с-с, — снова шепотом остановила меня Варя и опять ухватила за руку, отводя ее от колокола.
Тогда я, как и вчера вечером, взял ее обе руки в свои, крепко сжал и даже было слегка подался вперед, наклонился над ее лицом.