— Артем, уходи. — раздается с той стороны двери в ее квартиру.
— Я не уйду, пока мы нормально не поговорим. Не откроешь, тогда я лягу на лавочке у тебя во дворе и пусть бабушки удивятся утром тому, что ты меня не впустила.
С минуту была тишина, а потом раздался щелчок замка, и она открыла дверь, жестом приглашая в квартиру. Я быстро пошел на кухню и поставил чайник, ведь по пути к ней я все же заскочил в круглосуточную аптеку и купил от простуды кучу лекарств.
— Ты принес рисунок? — не глядя в глаза, говорит она.
— Нет, он мне понравился, и пока у меня не будет копии, оригинал остается у меня. Зачем он тебе? У тебя же целый альбом? Ты в меня влюблена? — сел напротив нее, и в этот момент она странно смотрит на меня.
— Нет, просто для поступления надо предоставить свои рисунки, а тот эскиз, что ты забрал, получился очень чувственным. Поэтому он мне нужен. — что-то странное в ее словах есть, тон какой-то не такой, каким должен быть, но она ведь болеет. — Это об этом ты хотел поговорить?
— Нет, не об этом, точнее не только об том. Теперь жить проще, зная, что ты не маньячка и мы сможем нормально общаться.
— Маньячка? Артем, ты в своем уме? Ты приперся ко мне в первом часу ночи, строишь из себя заботливого папашу, — она тыкает на таблетки, которые я разложил на столе, рядом с теми, которые у нее уже есть. — Что тебе нужно? Еще больше меня унизить? Не хватило в школе, пришел дома добить? Зачем ты так со мной? Зачем ты притворяешься добрым ко мне, мне не нужна жалость! Боишься, что не нарисую портрет, так не переживай, он готов почти, пять минут и все в шоколаде, или как принято говорить в твоих кругах. Все, фенита ля комедия, я устала от твоей игры, пять минут подожди и забирай портрет, мне плевать уже на все. Только исчезни из моей жизни.
Я не понял этой истерики, но пошел следом за ней. Моему взору предстало сразу три картины. Один портрет черно-белый вместе со мной, на другом она с папой, а на третьем, мы все вместе. Его она как раз и начала рисовать. Пара движений карандашом, и она убирает его с какой-то штуковины, на которой рисовала.
— Вот, забирай и уходи. — свернув все листы и стянув их резинкой протягивает мне сверток.
— Ну хорошо, не хочешь по-человечески, будем по товарно-денежному. Сколько?
— Мне твои деньги не нужны. Считай, что я рисовала для души, от тебя мне ни копейки не нужно, как ты не поймешь! Я слишком хорошо отношусь к тебе, чтобы взять хоть что-то. Каким бы козлом ты не был, ты стал другом, но таким другом, с которым больше не хочу общаться. Уходи, хватит всего этого.
— Да чего хватит, Мил? Чего? Нам же хорошо вместе, я это вижу! — я откинул рисунки в сторону и схватил ее за плечи. — Мы же хорошо поладили, к чему прекращать общаться. Мне казалось, что во вторник за чаем, мы стали хорошими друзьями. Нет, я понимаю, разговоры в школе, и все такое, но никто же не говорит, что я горю желанием демонстрировать, что общаюсь с тобой. Мне это не нужно. Я даже рад, что так сложилось, потому что я не знал, как попросить тебя не рассказывать никому о том, каким я бываю. Но сложилось так, я и рад. Тебе никто не поверит, мне это на руку, я не буду отрицать это.
Договорить мне не удалось, тут на мою щеку приземлилась ее ладошка с хлестким ударом. Не сильным, но ошеломляющим.
— Убирайся. Я думала, что ты хороший парень, что ты просто запутался. Тебе плевать на меня было на меня с первой секунды, главное цель достигнута, да? Тебе плевать на меня, на других! Не друзей тоже плевать? Они вообще у тебя есть? — она уже плакала, и я не понял почему. Появилось желание обнять ее и поцеловать, чтобы успокоилась, остыла, но я не могу. Ей плевать на меня как на парня, а дружбу этим жестом я убью. Да, я еще надеюсь, что, когда она остынет, я смогу с ней нормально все обсудить.
— Ты меня не знаешь. Думаешь узнала за один вечер? Так вот я тебе скажу, ты увидела вершинку, а то что там, — я показал в области сердца, — ты не в курсе. Не надо говорить, что мне на тебя, на друзей плевать, ты ни черта обо мне не знаешь! Остынешь, позвони, я буду ждать.
Я вылетел из ее квартиры, и заметил, как эта ненормальная выкинула в окно свои рисунки. Я подошел и забрал их. В порыве гнева и забыл, что их можно забирать. Кинул их на заднее сиденье тачки и поехал домой.
Глава 10
Мила
Я проплакала после ухода Артема больше часа, но после этого плакать уже не хотелось, и не потому что я его простила, или меня больше не ранят его слова. Просто мозг отключился в нем воцарился вакуум. У сестренки был приступ, решила отвлечься, заглушить боль, в итоге приперся он и только подлил масла в огонь. Даже не стал отрицать, что рисунок у него, хотя бы про честность не солгал, и то радует.