А мне всегда, казалось, она видит меня насквозь. Не милым и очаровательным парнем, который прячет всё за улыбкой, а как раз таки знала другую сторону меня. Даже самую отвратительную, но она ни разу так и не отвернулась от меня. И, пожалуй, меня всегда это пугало и приводило в некоторое раздражение.
Может быть, поэтому по мере того, как мы начинали сближаться с Тео и я понимал, что ещё немного и обнажусь? Каждый раз пытался выстроить вокруг себя стену, только не подпустить её близко. Потому что страшно. Обычно мужчине не пристало бы в таком признаваться. Но к черту все эти ярлыки, которые вешают на людей с такой счастливой улыбкой, словно ярлыки — новогодние игрушки, а человек — рождественская ёлка.
Признаюсь честно, но я и сам мастер по навешиванию ярлыков. Особенно на самого себя. Человеческая жестокость обращённая на самого себя, пожалуй, самая жестокая вещь в этом гребаном мире.
А может, дело было в этом?
Я уже как-то упоминал про те семьи, которые дорожат своим имиджем образцовой, счастливой и просто замечательной семьи, которую ставят всем в пример. Но вот, стоит этой семье переступить порог собственного дома или разойтись гостям, как это всё оборачивалось совершенно в другое русло. Вот моя семья одна из таких.
Моя мать — прекрасная и хрупкая женщина, когда-то полюбила моего отца, и, забеременев моим старшим братом Джимом, бросила свою мечту о большом балете. За это мой отец спустя некоторое время подарил маме балетную школу, которую назвал в её честь.
Мой отец же, напротив, самая настоящая акула бизнеса, который если вцепился в чью-то глотку, то уже никогда не отпустит и просто поглотит вашу компанию, выплёвываю косточки из сотни или сотни тысяч сотрудников.
Но это все так к слову, чтобы понимать, кто есть кто.
Когда мне было девять. Я услышал вскрик и тут же последовавший глухой звук, словно что-то тяжёлое и мягкое упало. Я хотел побежать в родительскую комнату, но меня остановила моя няня, сказала, что мне лучше поиграть в своей комнате и не обращать внимания. Это спустя несколько лет я всё понял. А тогда мне все вокруг говорили, что мама заболела и слегла с простудой в больницу, и нам с братом нельзя её навещать для нашего же блага.
Впервые собственными глазами я всё увидел, когда мне было тринадцать лет. Мою тонкую мать, стоящую на коленях, сложившую руки в молитве, молила быть тише, чтобы я ничего не услышал. Моего отца тучного, наглого и властного нависающего над ней. Он только попытался вновь замахнуться на неё, чтобы на сей раз ударить кулаком, как я встал между ним и мамой. Тогда я и получил свой шрам на подбородке. Но это не остановило моего отца, чтобы несколько раз пнуть меня по рёбрам, называя сопляком и другими ругательствами за то, что лезу не в своё дело.
Я потом ещё несколько раз получал, защищая маму. А потом побои прекратились по какой-то причине. Мне уже тогда было почти шестнадцать. Но я больше не видел, как мама наносит большое количество тонального крема. Она даже стала носить открытые вещи.
Знал ли всё мой брат? Я не смогу дать ответ на этот вопрос. Он всегда сторонился меня и ему было плевать. Правда, он начал мне улыбаться, когда отец вычеркнул меня из завещания.
Вот причина всего.
Вот чего я боялся больше всего на свете.
Я боялся стать таким же монстром, как мой отец.
Поэтому всегда старался держаться подальше от любой привязанности.
Мне противна сама мысль, что я внешне хоть немного, но похож на того, кто когда-то дал свой биоматериал моей матери и назвался моим отцом. Я презираю любое насилие, но сам в то же время участвовал в драках. Оправдывая себя тем, что в это время защищал своих близких.
Как я мог рассказать подобное Тео или кому-то ещё? Уверен, она бы меня выслушала и посочувствовала. Но от этого мне становилось только тошно. Я боялся стать подобием своего отца и причинить Доре хоть каплю той же боли, что причинил мой отец моей матери. Я бы никогда себя за это не простил. Как и не прощу то, что причиняю сейчас ей боль своим поведением, но ничего не могу поделать. Как будто та самая гадкая сторона меня и есть настоящий я.
Я закрыл ноутбук, сложил его в сумку и посмотрел куда-то вдаль. Если после этого на меня навешают очередной ярлык, то не буду против.
Я встал и пошёл в хижину, в надежде, что там никого не будет. Я не был готов к диалогу. Внутри случился такой переполох, что впору вызвать клининговую компанию, чтобы там всё вычистили. Я больше не в силах справляться со всем в одиночку, и всем что касалось Теодоры.
Когда я пришёл, то с облегчением выдохнул. Никого не было. Но всё вокруг как и ожидалось, было пропитано ею. Я вдохнул полной грудью и на миг закрыл глаза. Чёрт подери, я веду себя как спятивший с катушек! И всё внутри вновь заныло и защекотало.