— Проходите, фрекен Эшертон. Лестница крутая, зато всего два пролета.
Поднимаясь по лестнице, Грейс подумала, что уж ни за какой певчей птичкой Вилла отправиться явно не могла.
— Вы точно помните, что она не говорила, на сколько уезжает?
— Кажется, она сказала, что ненадолго. Но что такое ненадолго? Неделя, две?
— Какой она была? Счастливой? Возбужденной? Похоже было, что она едет в отпуск?
— Она очень спешила, словно опаздывала на поезд. Мне очень жаль, но больше ничего сказать не могу, фрекен Эшертон. — Хозяйка остановилась, переводя дух. — Вот дверь фрекен Бедфорд.
Вилла всегда воцарялась в свое жилище основательно. И здесь в современной кухоньке, в комнате со сверкающим паркетом и массивными люстрами чувствовался её дух. Вилла словно незримо присутствовала в этих вещах — в настольной лампе с желтым в оборках абажуром, в темной картине в багетной раме на половину стены, в смешной пузатой и цветастой фарфоровой грелке для ног, в персидском ковре перед удобным диваном с кучей пестрых подушек, в занавесках, подвязанных бархатными бантами, в роскошных цветах на подоконниках, и даже в причудливой птичьей клетке в форме пагоды.
Грейс подумала, что всего шести месяцев Вилле хватило, чтобы обрасти множеством дорогого барахла. Только картина казалась подлинной, да персидские ковры были выцветшими и вытертыми, как настоящие. Но как Вилла умудрилась столько накупить на скромную зарплату секретаря посольства?
Поскольку фру Линдстрем все ещё стояла на пороге и ждала реакции, Грейс заметила:
— Очень мило
— Да, она чудно обставила квартиру, и все время приносила что-то новенькое. Взгляните на кровать в спальне.
Посреди спальни стояла светло-серая кровать с изогнутой спинкой, похожая на колыбель, рядом ей в тон туалетный столик и гардероб. Будь кровать старинной, она стоила бы уйму денег. Вероятно, это была копия, но не из дешевых.
— Густав III, — со знанием дела пояснила хозяйка, касаясь спинки кровати.
— Подлинная?
— Нет, но очень старая. Она была в жутком состоянии, но герр Польсон помог покрасить.
— Герр Польсон?
— Он занимает мансарду и вечно набивает там шишки на голове. — хихикнула фру Линдстрем.
— Господин Польсон швед?
— Наполовину швед, наполовину датчанин. Преподает в университете.
— Может быть, ему кузина сказала, куда она собралась? — у Грейс вспыхнула надежда.
— Может быть, но расспрашивать жильцов в мои обязанности не входит. И какие теперь у вас планы?
— Не знаю. — Грейс поглядела в окно на темнеющее небо. Вновь нахлынули печаль и одиночество, охватившие её в аэропорту.
— Можно мне здесь переночевать?
Фру Линдстрем подумала.
— А почему нет? Квартиру сняла ваша сестра, уплатила вперед. Кто станет возражать? Гостиницы в городе очень дорогие.
— Вы так добры! Сейчас я позвоню в посольство, там должны знать, где сестра. Не могла же она бросить работу? Я знаю, что у неё оставался отпуск… Может, она решила использовать его до зимы?
— Англичане почему-то не любят нашу зиму. — Фру Линдстрем вдруг улыбнулась, по её длинному лицу побежали веселые морщинки, но бесцветные глаза оставались бесстрастными. — Я вас оставляю, если что-то понадобится — постучите, я всегда дома.
Грейс стало как-то не по себе. Дорогие ковры, дорогая картина, такая кровать…Какой образ жизни вела Вилла? Может быть, её кто-то содержал? Грейс ещё раз окинула взглядом кровать. Нет, вряд ли, Вилла не любительница заниматься любовью в столь стесненных условиях. Да и сама мысль, что Вилла с её безалаберностью решилась на постоянную связь с мужчиной, показалась ей неправдоподобной. Живи Вилла здесь с любовником, фру Линдстрем не преминула бы об этом сообщить.
Что-то невыразимо давящее было в этой очень тихой комнате. Окна смотрели на озеро, над ним — серое свинцовое небо, на воде у берега качались лодки. Темнели медные крыши дворца и церковный шпиль на другом берегу, день шел к концу. Вид, конечно, прекрасный, летом здесь должно все кипеть красками, но сейчас все казалось приглушенным, холодным, неживым.
Грейс задернула шторы и включила лампу под абажуром.
Нужно все же для начала позвонить в посольство. У Виллы начальником был некто Синклер, дипломат не слишком высокого ранга — все, что Грейс о нем знала. Вилла писала: «Питер Синклер приличный парень и не перегружает меня работой.»
— Не понял, кто вы? Как вы сказали?
— Грейс Эшертон. Кузина Виллы Бэдфорд. Вилла — ваша секретарша?
— Была.
— А теперь нет? Я знаю, она в отъезде — я к ней приехала и не застала её дома… Но все её вещи здесь!
— Возможно, за вещами она и вернется. Но не на работу. Вы разве не знали, что она её бросила?
У Грейс вдруг застыла рука, державшая трубку. Не иначе фру Линдстрем выключила отопление.
— Не знала.
— И о том, что выходит замуж, она тоже не сообщала?
— Господи, да что за ерунда?
Голос в телефоне стал суше.
— Да, нас она тоже удивила.
— И кто же он? Вы его знаете?
— Нет, знаю только, что зовут его Густав. Слушайте, Вилла была роскошной девушкой, но, честно говоря, не лучшей секретаршей.
Почему была?
— Я бы хотела с вами встретиться, мистер Синклер.
— Да, но лучше приходите ко мне домой. Жене тоже приятно будет с вами познакомиться. В шесть часов вас устроит? Возьмите такси. Мы живем сразу за Валлалаваген, место называется Васахусет, дом девять, второй этаж, запомнили?
— Да.
— Тогда — до встречи.
И в комнате снова стало так тихо, что звенело в ушах. Чтобы успокоиться, Грейс принялась рассматривать обстановку и обратила внимание на пустую птичью клетку и увядшие цветы. Она тут же пошла на кухню за водой, чтобы их полить. Жаль, если те погибнут до возвращения Виллы.
Но что такое цветы по сравнению с мужем?
Может быть, Вилла попала в такую ситуацию, из которой не находит выхода? Забеременела? Грейс вспомнила, что два года назад Вилла уже делала аборт. Больше ей тогда ничего не оставалось. Любовник отвечать за последствия не захотел, а сама она не считала возможным рожать нежеланного ребенка. Но потом заявила, что больше такого никогда не допустит. Ей не давало покоя чувство вины, мучали кошмары о ребенке, умирающем у неё на руках.
Правда, Вилла умела удивительно быстро восстанавливать душевные и физические силы и превозмогать депрессию. Вскоре она уже опять веселилась вовсю и не пропускала ни одной вечеринки.
— Будь спокойна, больше я не залечу, — пообещала она.
Так что если сейчас она снова попалась, то по собственному желанию. Может быть, этот Густав не слишком обрадовался перспективе стать отцом? Но тогда при чем тут замужество?
Грейс вздохнула. Ладно, может, Питер Синклер что-то знает. И она рассеянно принялась разбирать вещи. Собиралась она только на неделю, чемодан остался полупустым, так что много места в шкафу не понадобится.
Шкаф в спальне был набит битком. Неужели Вилла ничего не взяла на медовый месяц? На неё это просто не похоже. Или муж купил все новое? Но разве могла она оставить это потрясающее, сверкающее золотом вечернее платье? Или модные шелковые брючки? А изящный красный костюм? Или эту роскошную черную шубу, как раз по местному климату. Не говоря уже о рядах ненадеванных туфель.
Руки Грейс дрожали, когда она выдвигала ящики туалетного столика. Трудно сказать, сколько косметики взяла с собой Вилла. Она всегда покупала множество разных баночек. Не могла Грейс судить и по украшениям — взяла их Вилла или нет. Среди оставшихся два или три бли действительно восхитительны. Белье Вилла тоже могла купить совершенно новое, более подходящее новобрачной, да и ночную рубашку. А вот халат вполне можно было оставить без всякого сожаления.
И все же ворох одежды в шкафу наводил на размышления. Интересно, видел её кто-нибудь в этом золотом вечернем платье? Вилла в нем должна быть просто неотразимой. Выбранное с большим вкусом, платье явно должно было максимально обнажить её прекрасную полную высокую грудь, подчеркнуть божественные плечи и округлость маленького живота. А если к этому прибавить умение Виллы словно невзначай принимать самые соблазнительные позы, то выгнув спину, то изящно наклонившись… Да, кузина в этом платье могла кого угодно свести с ума!