«Достаточно спросить об этом мою мать, — подумал Майк. — Или мою бывшую жену».
Ужин превратился в трехчасовое представление и завершился счетом, превышавшим сумму ежемесячного взноса за грузовичок. Когда они вышли из ресторана, на улице уже стемнело. Воздух был свеж, прохладен и буквально искрился ощущением радости жизни, которая переполняет тех, кто сумел пережить очередную ужасную зиму в Новой Англии.
— Нет, ты все-таки должен был позволить мне заплатить за себя, — заявила Сэм, кутаясь в обрывок материи, нечто среднее между шарфом и капором. Она была в туфлях на высоких каблуках и черном платье с разрезом до бедра.
— Я же обещал пригласить тебя в любое место по твоему выбору. Таков был уговор.
— Знаю, но ты так прифрантился… Да еще и шикарный ресторан. Майкл Салливан, вы меня удивляете.
— С приближением к среднему возрасту я пытаюсь найти новое применение своим талантам.
— Значит, ты готов и потанцевать?
Майк задумчиво почесал уголок рта.
— У тебя бесподобное выражение лица, — сказала Сэм. — Я пошутила. Танцевать на таких каблуках невозможно. Они меня убивают.
— Давай возьмем такси.
— И испортим такой вечер? Ни за что.
Она повела его вниз по Ньюбери-стрит, бостонскому эквиваленту Родео-драйв. Было начало десятого, по мостовой полз сплошной поток автомобилей, а на тротуарах было не протолкнуться от очень серьезных молодых людей, которые вели себя так, словно спешили на важную встречу. Вид этих парочек вдруг напомнил ему Жан-Поля и мать — новую, незнакомую и улучшенную версию матери на фотографиях.
— Помнишь, как мы ходили в «Краба Мэри»? — поинтересовалась Сэм.
Майк улыбнулся. До этой развалюхи где-то в окрестностях Оганквита в Мэне было никак не меньше двух часов езды. Но вплоть до сегодняшнего дня он нигде еще не пробовал столь изысканных блюд из морепродуктов.
— Да, славное было время, — протянула Сэм.
— Не стану спорить.
— Так почему оно закончилось?
Майк сунул руки в карманы и зазвенел мелочью и ключами от машины, оглядывая улицу.
— Мне просто интересно, — сказала Сэм. — Обещаю, не стану больше доставать тебя.
— Обещаешь?
— Честное скаутское.
Он перевел взгляд с огней ночного Бостона на бесконечную вереницу автомобилей, объезжающих Паблик-гарден в Арлингтоне.
— Правда, — сказал он, — заключается в том, что я испугался. Ты поступала в колледж, тебя ждали великие дела, а я возвращался к тому, что было знакомым и привычным. Что я могу сказать? Я был молод и глуп.
Они пересекли улицу, вошли в Паблик-гарден и миновали статую Поля Ревира на бронзовом коне.
Сэм поинтересовалась:
— Как ты справляешься со всем, что случилось на этой неделе? За ужином ты был не очень-то разговорчив.
— Я дошел до той точки, когда меня уже начинает тошнить от звуков собственного голоса.
— Разговор облегчает душу.
— Только не тогда, когда ты перекладываешь свои проблемы на других. Было бы неплохо послушать кого-нибудь еще для разнообразия.
— Ты ничего на меня не перекладываешь, и, кстати, хочешь, признаюсь тебе кое в чем? Когда ты тогда пришел ко мне, я была очень рада.
Они перешли мост, за которым мерцал пруд. Внизу виднелся причал, у которого покачивались лодки в форме лебедей, а маленькая девочка показывала на настоящих лебедей и что-то говорила отцу. Майк вдруг почувствовал, как в животе у него образовался ледяной комок, а сердце сбилось с ритма.
— Пока я стоял в пробке, мне позвонила Нэнси, — сказал он. — Адрес на конверте принадлежит одному кафе в Париже, вот только моя мать никогда там не работала — во всяком случае, под именем Мэри Салливан. Нэнси сказала, что это ты звонила и разговаривала с владельцем.
Сэм кивнула. Выходит, она знала о том, что кафе вот уже два поколения принадлежит одному и тому же семейству. Предприятие расширилось, и они открыли в окрестностях еще два успешных ресторана, ни в одном из которых Мэри Салливан не работала — по крайней мере, под своей фамилией. Впрочем, по прибытии в Париж она вполне могла взять себе другое имя или, что тоже не исключено, сменила его вполне легально, боясь, что Лу найдет ее и там.