Совсем ничего.
Нине в голову пришла одна мысль, и она снова заглянула в соседнюю комнату. Две девушки разговаривали и смеялись. Судя по лицам, очень молоденькие. Наверное, только что из балетной школы.
Она попыталась сообразить, что же делать. Когда одна из девушек ушла, Нина сконцентрировала все внимание на второй, надеясь, что одного беглого взгляда окажется достаточным, чтобы понять, можно ли ей доверять. Что-то в выражении девичьих глаз подсказало Нине: «Надо попробовать». Времени на сомнения не осталось. Другая девушка может вернуться в любую секунду. Нина прижалась губами к щели.
— Т-с-с-с!
Девушка ее не услышала.
Мгновение поколебавшись, Нина позвала громче:
— Т-с-с-с!
Девушка услышала. Замерев, она посмотрела в сторону соседней гримерной. Нина чуть приоткрыла дверь.
— Ком! — прошептала она, надеясь, что немка ее поймет. — Шнэль!
На долю секунды она открыла дверь шире и высунулась, надеясь, что девушка ее узнает.
— Биттэ! Ком шнэль!
Отступив на шаг, Нина прикрыла дверь, боясь, что ее может заметить кто-то еще.
Сначала ничего не произошло, но потом с противоположной стороны двери послышался шепот. Говорили по-русски, но с сильным немецким акцентом.
— Что вам надо?
— Биттэ! Помогите мне. Биттэ! Идите сюда.
Схватив косметичку, Нина вытащила самый большой из бриллиантов, спрятанных в баночке. Обтерев крем, Нина слегка приоткрыла дверь и вытянула руку с лежащим на ладони драгоценным камнем.
— Я отдам его вам.
Немка остановилась у двери, делая вид, что поправляет складки трико, но ее глаза при виде бриллианта округлились. Прежде она ничего подобного наверняка не видела.
— Биттэ! — прошептала Нина. — Помогите мне.
После минутного промедления девушка, словно ящерка, проскользнула в Нинину гримерную. Дверь бесшумно закрылась за ней.
Квартира Дрю находилась в самом центре Бикон-Хилла. Даже элитное и дорогое жилье в этом районе отличалось относительной непритязательностью: маленькие комнаты, низкие потолки, старые водопроводные трубы и никаких прачечных в подвалах. В конце концов, это старейшая часть города, его исторический центр. Отсюда, через реку, одна остановка на метро до Кембриджа, рукой подать до Бэк-Бэй, а через Коммонвэлс-авеню — до Даунтаун-кроссинг, центрального торгового района. Стоя на выложенном красным кирпичом тротуаре и пытаясь найти фамилию Дрю на табличке над старинным дверным звонком, Григорий думал о том, что является звеном цепочки, протянувшейся из прошлого. Когда-то эта земля не была так густо заселена, узкие улочки не мостили булыжником, а кривые оконца не смотрели на мир стеклянными глазами. Сколько сбитых с толку, страдающих от безнадежной любви людей стояли до него на этом месте перед старым домом?
— Здравствуйте.
Ее голос, голос Дрю.
— Это Григорий. Я пришел извиниться.
Повисла мучительная тишина, потом ее голос произнес:
— Входите.
Поднявшись по лестнице, Григорий увидел Дрю в проеме двери, что вела в квартиру. На ней было нарядное зеленое платье, которое ему уже доводилось видеть раньше, но на ногах — ни сапог, ни чулок. Дрю стояла босиком на выщербленном от времени полу. Григорий в нерешительности отступил на шаг.
— Простите мое поведение. Обычно я так не поступаю.
Дрю жестом пригласила его войти.
— Я еще раз просмотрел письма… — немедленно пустился в объяснения Григорий. — То, что вы сказали, имеет смысл. Но что касается стихов, то тут возникает много вопросов…
Дрю кивнула головой и сказала:
— Присядьте.
Григорий уселся рядом с ней на большом продавленном диване.
— Понимаете, я сказал вам, что получил сумку с письмами, фотографиями и кулоном от своего родственника, но скрыл, что этим родственником была моя приемная мать. Она сказала, что эти вещи принадлежали женщине, родившей меня.
— Понятно.
Лицо Дрю стало серьезным.
— Я чувствую себя полным идиотом. Всю жизнь я считал себя не тем, кем являюсь на самом деле.
Она снова кивнула.
— Я создал миф о своем рождении. Все мои предположения строились на ложных предпосылках. Я был молод, когда мои приемные родители умерли, и их смерть произвела на меня сильнейшее впечатление. К счастью, я встретил девушку, которая стала моей женой, моей семьей. Но потом она умерла, и я остался один. И вот очередная утрата — потеря семьи, созданной моим воображением… — На мгновение задумавшись, Григорий улыбнулся. — Я знаю, что это глупо, но у меня до недавнего времени было иное представление о том, кто я есть, и основывалось оно исключительно на предположении, кем были мои родители.