— Так много!
Нина пересчитала их, желая убедиться, что роз нечетное число. Четное — к беде.
— Я хотел подарить вам нечто столь же прекрасное, как вы.
— Какие красивые! — сбившись со счета, прошептала Нина. — И эта ночь… тоже. Я рада снова видеть вас.
— Не откажетесь со мной отужинать?
— Нет. Только сначала я должна смыть с лица этот отвратительный грим.
Нина старалась скрыть волнение, но голос ее предательски дрогнул.
— А мне он нравится. Вы похожи на одалиску.
Костюмерша вошла, намереваясь принять у Нины костюм, но, застав в гримерной Виктора, быстро удалилась.
— Занимайтесь своими делами, а я подожду снаружи, — предложил Виктор.
И он исчез так же быстро, как появился.
Нина на скорую руку нанесла на лицо масло и удалила грим, который, по словам молодого человека, так ему понравился. Душ в театре был гораздо лучше, чем дома, — горячая вода, сильный напор. Нетерпеливая птичка предвкушения билась в ее груди. Потом Нина надела ярко-розовую блузку, такую легкую, что едва ее ощущала. Неплохо бы купить платье из искусственного шелка!
Вернулась Полина. Она уселась на высокий табурет и начала осматривать свои ноги.
— Как я тебе? — спросила Нина.
— Замечательно, — едва взглянув на нее, ответила Полина, перебинтовывая пальцы.
Надев недавно подшитое пальто и нахлобучив на голову женскую шапку из овчины, Нина вышла в коридор. Никого. Только длинные ряды вешалок с костюмами для завтрашнего представления. Девушка почувствовала глубокое разочарование, но потом увидела Виктора. Он стоял, непринужденно опершись о стену, словно был постоянным гостем закулисья. Во рту дымится сигарета. На долю секунды Нина почувствовала сомнение, даже страх. А что, если это какая-то шутка? А если он не тот человек, за какого себя выдает? А если он вовсе в нее не влюблен? А как насчет светловолосой красавицы, с которой она видела его на приеме? Но тут Виктор увидел ее, улыбнулся, и сомнений как не бывало.
В «Арагви» они сели в глубине зала, поближе к эстраде, где оркестр исполнял грузинскую музыку. До этого Нине считаные разы довелось бывать в настоящем ресторане, поэтому она предоставила Виктору сделать заказ. Он заказал бутылку «Телиани», рыбный салат и черную икру. На основное блюдо — шашлык.
— Вы всегда хотели стать поэтом? — спросила Нина. — С детства?
— Нет. Как всякий мальчик, сначала я хотел стать полярником, — пошутил он.
Публика прибывала, и оркестр заиграл громче. Виктору пришлось повышать голос, рассказывая Нине о своем детстве в маленьком подмосковном городке. Он был единственным ребенком в семье. Отца у него не было. Он жил с мамой и бабушкой.
— Совсем крохотный городишко, почти деревня. Мама работала учительницей, а я рос под присмотром бабушки. Отец умер еще до моего рождения. Помню, я очень любил окрестные леса. Даже говорил иногда: «Мой настоящий дом — это лес».
— Мой отец умер, когда мне исполнилось три года, — сказала Нина. — Болезнь крови. А какой предмет преподавала ваша мама?
— Языки, — ответил Виктор поспешно и немного растерянно, словно не был уверен в правильности ответа.
— От нее вы, наверное, и унаследовали способности к лингвистике.
Виктор улыбнулся.
— Мне следует быть ей за это благодарным. Сначала я не собирался становиться поэтом. Я поступил в ФЗУ, хотел стать сварщиком.
Он рассказал Нине о годах, проведенных в фабрично-заводском училище. Несмотря на все старания, из него так и не получилось хорошего сварщика.
— У меня нет таланта к физическому труду, но тогда я отказывался себе в этом признаться. Все время, пока учился в ФЗУ, я сочинял небольшие стихотворения и песенки, просто так, лишь бы было веселее. Я записал несколько стихов, и они попались на глаза моему учителю. Он послал их в журнал, который как раз напечатал статью об Институте стали. Увидев свои стихи опубликованными, я испытал глубокое удовлетворение. Учась на сварщика, я ни разу не чувствовал ничего подобного. Подозреваю, мои преподаватели специально подстроили это, чтобы я сменил профессию и ушел из училища. — Виктор отхлебнул вина. — К счастью, потом меня приняли в Литературный институт.
Подали шашлык. Виктор как раз рассказывал Нине о ленинградском поэте, взявшем молодое дарование под свое крыло. В его манере говорить о себе было нечто чарующее. Он смотрел собеседнику прямо в глаза, был непринужден, откровенен, речь его отличалась необыкновенной искренностью. Виктор рассказывал о трех годах, проведенных в ташкентской эвакуации во время войны. С ним рядом жило много людей искусства: музыкантов, актеров, режиссеров…