Выбрать главу

Щелкнул замок. Скрипнула, распахнувшись, тяжелая входная дверь.

— Добрый вечер! — раздался голос Синтии.

Эта жилистая женщина была родом из Вест-Индии. По вечерам она приходила к Нине, готовила ей ужин и задавала неудобные вопросы о здоровье, а днем работала дипломированной медсестрой в центральной больнице Бостона.

Заслышав голос Синтии, который из-за акцента, присущего жителям Карибского региона, казался несколько высокомерным, Нина засунула письмо и фотографию снова в конверт.

— Где вы, милочка?

Синтия часто называла ее милочкой, и Нина воспринимала подобное обращение как шутку.

— Я здесь, Синтия. Со мной все в порядке.

Нина положила конверт обратно в ящик. Было время, когда она сама заботилась о себе, обходясь без этого докучливого внимания… Но все это в прошлом. Уже больше года, как помощь Синтии стала неоценимой: отходя ко сну или принимая ванну, Нина не могла обойтись без медсестры.

Синтия была еще молода и встречалась с мужчиной по имени Билли. Вечерами, когда тот не работал, она ездила к нему. В такие дни, не желая пропахнуть кухней, она не готовила блюда с луком, чесноком, брокколи или брюссельской капустой. Если же смена Билли выпадала на вечер, Синтия не стеснялась в использовании ни лука, ни чеснока.

Нина слышала, как медсестра вешает пальто и несет в кухню пакет с продуктами. Положение было просто ужасным, особенно для человека, который еще недавно считал себя нестарым и вполне здоровым. В современном мире восьмидесятилетние пожилые люди нередко ездят по миру, отправляются в круизы или совершают утомительные пешие прогулки. Но некогда гибкое тело Нины теперь сковала неподвижность. Даже сегодня девушка, присланная устроителями аукциона, при виде Нининых опухших суставов не удержалась и спросила:

— Вы, должно быть, скучаете по балету?

Она выглядела испуганной. Молодые люди часто чувствуют себя не в своей тарелке, видя страдания стариков.

— Я скучаю, — ответила Нина. — Ежедневно я вспоминаю о чудесном чувстве танца.

Синтия опять позвала Нину, «угрожая» пересказать ей события прошедшего дня. Послышались приближающиеся к кабинету шаги. Белые медицинские туфли ступали мягко. Нина положила конверт подальше в ящик стола. Суставы пальцев ныли, когда она закрывала замок крошечным ключиком. Она не почувствовала облегчения. Ведь фотография все еще в столе.

Григорий Солодин увидел объявление на третий день нового семестра. Ему нравилось приходить на работу раньше восьми, когда на кафедре иностранных языков царила тишина, а секретарши еще не открыли главный офис. С полчаса деревянные коридоры, холодные оттого, что отопление по ночам отключалось, утопали в тиши. Никто не мчался вверх-вниз по узкой, стертой посредине мраморной лестнице. Здесь было куда лучше, чем дома, но все же непривычно тихо. Сидя на работе, Григорий мог спокойно почитать газету и выкурить сигарету, не опасаясь, что Эвелина начнет выражать беспокойство о здоровье его легких, а секретарша Карла, с преувеличенной брезгливостью морща носик, напоминать ему, что на территории университета официально запрещено курить. Карла и ее помощник Дейв заявятся в половине девятого и примутся барабанить по кнопкам принтеров и фотокопировальных устройств, которые немилосердно жужжат.

Григорий потянулся за зажигалкой. Курение сначала было средством забыться и успокоиться, когда болела Кристина, а теперь превратилось в привычку, в одно из немногих доступных ему удовольствий. Прекрасно понимая, что Кристина не была бы в восторге, видя мужа с сигаретой, Григорий не осмеливался курить дома. Сначала он думал, что сможет в любое время бросить эту пагубную привычку, но его увлечение затянулось уже на два года. Устроившись за столом, Григорий с наслаждением вдыхал приятный аромат первой затяжки. На нем был сшитый на заказ костюм, немного поношенный, но опрятный. Из кармана на груди выглядывал уголок носового платка. Этот костюм он заказал лет двадцать пять назад, когда только начинал преподавательскую деятельность. Тогда, стараясь выглядеть на год-два старше, Григорий отрастил бороду и стал курить трубку. Годы оказались над ним не властны. Ему уже стукнуло пятьдесят лет, а его густые спутанные волосы пока не собирались седеть или выпадать, лицо не было морщинистым. Высокий и стройный, Григорий сохранил частичку юношеской долговязости. Впрочем, вчера, давая интервью для университетской газеты прыщавому студенту-второкурснику, он был неприятно удивлен, когда тот очень серьезно спросил: «Что вы чувствуете, вступив в клуб пятидесятников?» За двадцать пять лет безупречной работы Григорий Солодин получил толстую авторучку темно-бордового цвета и подписанную ректором благодарность. Но стенографирующему в блокноте слова преподавателя студенту этого знать не следовало, поэтому Григорий, сверкнув глазами, ответил: «Ужас».