Всю войну Закалюк провел, как говорится, "от звонка до звонка". Совершил 594 боевых вылета, сбил 16 вражеских самолетов, награжден четырьмя орденами Красного Знамени, двумя - Отечественной войны, орденом Красной Звезды и многими медалями.
Об этом памятном для Закалюка вылете в летной книжке сделана очень краткая запись: "13.Х.41 г. Самолет И-16. Штурмовка войск противника в районе города Орехов. Вылетов - 1. Время налета - 1 ч. 05 минут. Расход боеприпасов; РС - 2, боекомплект патронов".
Но за скупыми строками этой записи поступок, равный подвигу, поступок, названный известным советским поэтом А. Твардовским высшей честью:
У летчиков наших такая порука, Такое заветное правило есть: Врага уничтожить - большая заслуга, Но друга спасти - это высшая честь!
КОГДА КОМАНДИР В ОПАСНОСТИ
Итак, август 1943 года... Идут упорные сражения за освобождение Украины от фашистов.
Войска Южного фронта с боями вышли к сильно укрепленному рубежу вражеской обороны, передний край которой проходил по правобережью Северского Донца и Миусу с хорошо развитой системой траншей, как по фронту, так и в глубину, с большим количеством железобетонных и других фортификационных сооружений. Подступы к главной полосе обороны прикрывались минными полями и проволочными заграждениями.
Командные высоты на этом участке фронта оборудовались как опорные пункты и узлы сопротивления. На танкоопасных направлениях были вырыты противотанковые рвы.
Фашистское командование, учитывая стратегическую важность района, стремилось во что бы то ни стало удержать Донбасс, использовать его огромные экономические ресурсы и людские резервы.
Оборонительный рубеж на юго-востоке Украины создавался в течение двух лет и получил наименование "Миус-фронт".
Наряду с прочными укреплениями, здесь была создана сильная группировка фашистских войск, которая по замыслу гитлеровского командования должна была не только противостоять нашим войскам, но и разгромить их.
Во второй половине августа наши части продолжали наступление и, продвигаясь вперед, освобождали Донбасс. 16-й гвардейский истребительный авиаполк получил задачу прикрывать боевые порядки кавалерийского корпуса генерала Кириченко, который вместе с нашими танковыми частями вел наступательные действия. 23 августа, примерно в 5 часов 20 минут утра, шестерка истребителей, ведомая Покрышкиным, взлетела с аэродрома. Боевой порядок состоял из ударной группы и пары прикрытия. Строй - левый пеленг, близкий к фронту с превышением пары прикрытия над ударной группой 300-400 метров.
Стояла тихая, безоблачная погода. Солнце только что поднялось над горизонтом и залило мягкими, теплыми лучами пробуждающуюся ото сна землю, кое-где еще затянутую легкой дымкой.
Вот уже и фронт под нами. Высота - 4000 метров. Передний край хорошо просматривается. Большой выступ линии фронта в сторону противника - весь в огне.
Я думаю о том, что вот так горит земля, горят наши города и села, леса и поля.
Слышу, как командир запрашивает по радио станцию наведения о воздушной обстановке. Ответа почему-то нет. Потом вдруг знакомый голос предупреждает нас:
- Внимательно следите за воздухом. Я - "сотка"... Это Покрышкин. Мы подчиняемся приказу - усиливаем наблюдение. И тотчас же в наушниках послышался доклад ведущего второй пары нашей четверки Виктора Жердева:
- "Сотка" - я - "двадцать первый". Курсом сто двадцать вижу на горизонте группу самолетов.
- Я - "сотка". Вижу. Внимание: поворот влево!
Выполнив команду, наша группа со снижением идет на сближение с самолетами, идущими к линии фронта.
Сомнений нет: противник. Оценив обстановку, Покрышкин принял решение атаковать врага еще до линии фронта, расстроить боевой порядок бомбардировщиков и сорвать их намерение нанести удар по нашим войскам.
Скорость растет, быстро сближаемся. Уже различаем силуэты вражеских машин: девятка Ю-88 под прикрытием шести "мессершмиттов". За ней следует такая же группа. Значит, где-то должны быть и патрулирующие истребители прикрытия врага.
Противник заметил нас и начал выполнять контрманевр, обеспечивая возможность своим стрелкам вести прицельный массированный огонь с турельных установок.
- Я - "сотка". Паре Труда прикрывать. Мы атакуем, - скомандовал Александр Иванович. И мы четверкой пошли в атаку на бомбардировщиков.
В тот же миг вижу, что на нас устремилась четверка "мессеров". Фашисты заметили, что наперерез им идет пара Труда, тут же изменили курс и с набором высоты пошли туда, где, казалось, легче одержать победу.
Выполнив небольшой маневр, мы заходим "юнкерсам" в хвост. Фашистские стрелки открыли яростный огонь, но трассы прошли мимо.
Я иду в правом пеленге пары и вижу, как запылал один из "юнкерсов", и тут же из его люков посыпались бомбы на свои же войска.
Расстояние быстро сокращается. Покрышкин учил нас открывать огонь с самой короткой дистанции, чтобы сразить врага наверняка.
Вдруг что-то промелькнуло, и слева от меня я заметил полоску черного дыма. Накренил истребитель - и увидел, что к машине командира устремился "мессершмитт". Его камуфлированное тощее тело хищно устремилось в атаку. Там - фашист. Сейчас он, зло прищурившись, впился взглядом в "сетку". А в ней мой командир, сосредоточивший сейчас все свое внимание на прицеле, в который уже вписывался тяжело груженный "Юнкерс-88".
Александр Иванович знал, что хвост его истребителя надежно прикрыт - он надеялся на меня, верил, что какой бы сложной ни была обстановка, я его не подведу. В этом он уже не раз убеждался.
А теперь?.. В первое мгновение я даже не поверил своим глазам, но тут же представил себе, что пройдет еще секунда - две и...
"Нет, сам погибну, но командира должен спасти!" - решил я и бросил истребитель на врага.
Огромная тяжесть перегрузки навалились на меня, в глазах потемнело. И тут же неожиданно почувствовал резкий удар. Ручка управления вырвалась из туго сжатой ладони, самолет вздрогнул, стал с правым креном стремительно переворачиваться на спину. Я поймал ручку, с трудом вывел машину в горизонтальное положение. В центроплане зияла пробоина, уже разгоралось желто-красное пламя, за самолетом тянулась сероватая струйка дыма.
Нет, о себе я не думал. Мозг сверлила мысль: "Командир в опасности!..."
Успел вовремя. Моя машина выросла перед "мессером", и в тот же миг очередью, предназначавшейся "сотке", гитлеровский летчик прошил мой истребитель. Самолет горел, но жил. Мотор работал без перебоев. С левым креном я ухожу домой, пытаясь скольжением сбить пламя. Тщетно. Бросил взгляд на приборную доску: все показания пока нормальны. Запоминаю время: 6 часов 10 минут.
Все труднее управлять машиной. Радиосвязь прекратилась. По моим подсчетам, до линии фронта - километров двадцать. Тяну на свою территорию. В кабине еще ни дыма, ни огня нет, и я снимаю кислородную маску. Осмотрелся. Вижу, как сзади левым разворотом на меня заходят два "мессера": значит, решили добить.
Обстановка складывается сложная. Горящий самолет плохо управляем.
Теперь все мое внимание приковано к этим двум вражеским истребителям. Уже началось сближение, и я стараюсь определить дистанцию, с которой противник откроет огонь. Кажется, сейчас! Даю правую ногу и приотпускаю ручку управления. Самолет резко бросило вправо. В тот же миг трасса прошла левее и где-то впереди вспыхнули шапки разрывов.
"Мессеры" левым боевым разворотом ушли вверх. Значит, будут атаковать еще. Занял такое же положение, как и прежде. Главное внимание сосредоточил на задней полусфере. В кабине уже пахнет гарью, появился дым. Мной овладело тревожное беспокойство: в любую минуту самолет может взорваться. А прыгать с парашютом рано: до линии фронта еще не дотянул. Решаю так: пока работает мотор, пока машина мне послушна - буду тянуть домой!
Под приборной доской замечаю оранжевые язычки. Вот уже пламя достает правую ногу, и я снимаю ее с педали, поджимаю к сиденью. Усилием левой ноги и ручкой управления удерживаю самолет, но вскоре вынужден убрать под себя и левую ногу.