Истребитель дрожит, как в лихорадке, перекрестие. прицела прыгает, мечется по силуэту "рамы". Наконец, улучив момент, Березкин нажимает гашетку. Кабина наполнилась пороховым дымом. Видно, как рассеянная трасса, почти касаясь "рамы", проносится мимо и взрывается вдали белыми облачками.
"Не сбил!" - мелькнуло в голове. Березкин тут же переводит свой истребитель на "горку" и, набрав высоту, кладет его на крыло под 90o. "Рама" продолжает полет. Значит, она на боевом курсе и, по всей вероятности, производит аэрофотосъемку наших боевых порядков. "Надо сбить, во что бы то ни стало сбить! Чтобы ударить наверняка, надо погасить скорость".
"Семерка" зависает, затем начинает падать вниз. Сейчас истребитель уйдет под "фокке-вульф", чтобы занять наиболее выгодное положение для атаки. Левый крен - чтобы видеть, не выпускать "раму" из поля зрения... "Семерка" нацелена прямо на нее.
И вдруг Березкин всем телом ощущает удар, странную тряску. Секунду-две он еще не видит крови, не чувствует боли. Но вот он уже понял: ранен. Не подчиняется воле левая рука, отяжелела левая нога.
А "рама" идет прежним курсом, и фашистский стрелок снова поднял стволы.
- Не уйдешь! - цедит сквозь зубы Березкин и снова направляет истребитель на вражескую машину. Он слился со своей "семеркой" воедино всем телом и сердцем. "Рама" на сей раз не увернулась, не сманеврировала.
Удар!..
Встречный поток подхватил самолет Березкина и бросил в бездну. Аварийно отброшена дверца. Прыжок!
Березкин нащупал вытяжное кольцо, с силой потянул его. Парашют раскрылся. Сверху хорошо виден передний край. Он идет зигзагообразно, упирается в лесок, тает, исчезает в дымах, плывущих за горизонт.
Наконец, под ногами земля. Упал, с трудом погасил парашют. Но подняться не в состоянии. В чьих руках этот опаленный войной участок? Совсем близко слышатся шаги. Из кустов кто-то выглянул. В пилотке. В серой, выгоревшей пилотке. Со звездочкой. Свои!..
Березкин понял, что приземлился как раз на острие того клина, что нацелился нашими наступавшими частями на Амвросиевку.
Утром следующего дня санитарная машина увозила раненых в тыл. Березкин узнал: дорога пролегла рядом с Дьяково. Подозвал медсестру. Убедил завернуть. Дорога показалась долгой. И вдруг послышался рокот самолетных моторов. Дьяково! Машина остановилась. Кто-то из летчиков заглянул внутрь кузова и узнав Березкина, закричал:
- Березкин! Да он жив, ребята! К санитарной машине бежали техники, механики, летчики.
- Дальше Березкин с вами не поедет! - твердо сказали они растерявшейся медсестре, бережно подняв крепкими руками носилки. - У нас ведь свой госпиталь есть, авиационный. Там и вылечится.
Новость дошла до командира полка. А вот и он, Александр Иванович Покрышкин. Сам направляется сюда, к машине.
Увидел его Березкин - стал лежа докладывать про то, как фашистский самолет "срезал".
- Как чувствуешь себя? - с беспокойством спросил Покрышкин. И оба они сейчас думали об одном: разрешат ли летать после такого тяжелого ранения?
Прошло время. Залечил Березкин свои раны. Величайшим усилием воли разработал кисть левой руки, натренировал раненую ногу - и вернулся в боевой строй. И летали мы вместе до самого конца войны. Помню, как в районе Львова, защищая раненого ведущего, вступил Березкин в неравный поединок с четырьмя "фоккерами" и сбил два из них. Как на следующий день наш командир вручил младшему лейтенанту Березкину орден Славы и по-отечески поцеловал его. Помню, как сбил Березкин еще два "Фокке-Вульфа-190" в последние дни войны в берлинском небе. Все подробности его двенадцати побед над фашистскими асами помню! Но особенно четко представляется мне таран, что совершен был двадцатилетним летчиком в небе Донбасса.
ДИВИЗИЯ СТАНОВИТСЯ "МАРИУПОЛЬСКОЙ"
Трудная военная осень 1943 года застала 9-ю гвардейскую истребительную авиадивизию в боях за Донбасс.
Войска Южного (впоследствии 4-го Украинского) фронта, прорвав сильно укрепленную линию обороны противника на реке Миус и развивая наступление, сокрушительными ударами стали громить фашистских захватчиков. На левом фланге механизированные части, тесно взаимодействуя с кавалерией и пехотой, стремительно продвигались к Азовскому морю - в направлении Таганрога и Мариуполя.
Противник пытался любой ценой задержать успешное продвижение наших войск. Фашисты отчаянно сопротивлялись, цеплялись за каждый оборонительный рубеж, за каждое село, превращая его в опорный пункт.
В Приазовье развернулись жаркие бои на суше, в воздухе и на море. Нашей дивизии была поставлена задача прикрыть наступающие наземные войска от ударов вражеской авиаций. Мы действовали группами по четыре, шесть, а нередко и по восемь самолетов - буквально висели над головными частями продвигающихся вперед советских войск. Особенно яростные бои развернулись на Мариупольском направлении.
Взломав последний рубеж вражеской обороны на реке Кальмиус, наши передовые части устремились к городу металлургов и машиностроителей Мариуполю. Завязались бои за город. Не в силах задержать натиск наших войск, враг стал творить свое черное дело: специальные команды подрывников уничтожали культурные ценности города, жгли жилые дома, разрушали фабрики и заводы, превращая все в груды развалин.
С яростью обреченных бросали фашисты свои эскадрильи против наступающих советских войск, стремясь задержать их, но тщетно: господство в воздухе было за нами.
Ясным осенним днем с высоты птичьего полета земля отлично просматривалась, каждый ориентир отчетливо был виден. Отливают желтизной поля, яркой зеленью обозначились луга, голубеют извилистые жилки речушек. Узкими сероватыми ленточками протянулись в разных направлениях шоссейные дороги. От города на север, в направлении Волновахи, двумя тоненькими параллельными ниточками, уходящими вдаль, за горизонт, протянулась железная дорога.
Над Мариуполем стоит тяжелое темно-серое облако дыма, полыхает пламя. Больно видеть, как враг терзает город. Мои однополчане, группа за группой, чередуясь с летчиками других полков, уходят на боевые задания - прикрывать наземные войска, на разведку, на свободную "охоту",
Пара наших "охотников" - Речкалов и Чистов - вылетела в район Мариуполя с задачей: уточнить сложившуюся на 6 сентября 1943 года наземную обстановку, которая после последнего прорыва вражеской обороны была не совсем ясной. В указанный район эта пара пришла на высоте около 3000 метров на большой скорости. И тут же Чистов доложил Речкалову:
"Шестьдесят шестой!" Справа ниже - пара "мессеров"!..
- Вижу! - ответил Речкалов. - Внимание! Атакуем! Расстояние между самолетами быстро сокращалось. Враг - в прицеле. И тут же из ствола вырвалась трасса и вонзилась в осиное тело "мессершмитта". Он вздрогнул и сразу же задымил. Еще один фашист отлетался!
С земли тем временем враг открыл плотный зенитный огонь, стремясь отогнать пару наших истребителей от второго "мессера", который переворотом пытался уйти от преследования. Чистов внимательно всматривается вниз и вдруг сообщает:
- Вижу танки!
Так вот почему здесь рыскали "мессеры"! Они, оказывается, прикрывали колонну. Наши истребители снизились и на бреющем проскочили над местом скопления вражеских танков. Затем круто стали набирать высоту. Слева, как на ладони, виден длинный железнодорожный состав. В хвосте - два пассажирских вагона, все остальные - теплушки.
- "Тридцатый"! Бей по пассажирским вагонам. Я беру паровоз!
И пара снова идет в атаку. Все ближе и ближе змеей ползущий внизу состав.
- Спеши не спеши, все равно не уйдешь! - говорит про себя Речкалов. Он приник к прицелу, выбирая момент, когда лучше всего нажать на гашетку. Вот сноп огня сорвался с передней кромки крыльев, и секунду спустя паровоз, окутавшись клубами пара, враз лишился всех своих лошадиных сил. Эшелон теперь двигался только по инерции. Чистов пулеметно-пушечным огнем изрешетил вагоны. Истребители пронеслись над самым составом и пошли на "горку".