Все это, конечно, хорошо: и задание командования выполнили, и народное добро спасли. Но как быть с личным боевым счетом? Я ведь - военный летчик!
В очередном воздушном бою желание сбить вражеский самолет было настолько велико, что я, не раздумывая, пошел в атаку на одного из "мессеров". Как мне показалось, он мог бы стать моей первой боевой добычей. Да, это как раз тот вариант. Гитлеровец меня не видит. Сейчас я сближусь и... Но фашист меня заметил. Он сделал рывок и ушел в облака. Досадно! Оглядываюсь - моих товарищей тоже не видно. Набираю высоту - опять никого. Значит, увлекся и оторвался от группы. Взял курс на свой аэродром.
Посмотрел на часы - времени в обрез. Вот-вот кончится горючее и мотор остановится. Надо срочно снижаться. Успокаивает то, что наверняка нахожусь над нашей территорией.
Снижаюсь, выбираю подходящую площадку, вижу какое-то селение, десяток глинобитных домишек, пастуха и стадо овец... Мотор с минуты на минуту по моим расчетам может остановиться, и времени на развороты уже нет: заход только с прямой.
Стадо, испугавшись рева мотора, шарахнулось как раз на выбранную мной площадку. Я прекратил выпуск шасси, пошел на второй круг, с волнением отсчитывая секунды: вот-вот мотор остановится, и самолет стремительно начнет снижаться. Отвлекся и забыл дотянуть шасси и поставить на замок. Так с полувыпущенными шасси я и произвел посадку...
Не стоило бы вспоминать, но, как говорится, что было - то было. Шасси, конечно, убрались, самолет пополз по песку на "животе", а сам я - искры из глаз - удалился головой о приборную доску. Пришел в себя, ощутил горячую кровь на лице и на шее.
Выбрался из кабины, осмотрел машину: винт погнут, капот деформирован.
И это в то время, когда в полку каждый самолет на вес золота!
В голове сплошной сумбур: смутные варианты ремонта самолета, отчета перед начальством и стыд - стыд перед боевыми друзьями и перед самим собой.
Смотрю, ко мне спешат военные - пехотный капитан с бойцами. Спрашивает, как я себя чувствую, вижу, смотрит на мое "разукрашенное" лицо и кому-то приказывает срочно вызвать санинструктора. А мне не до медицины. Прошу капитана как можно скорее сообщить в часть о случившемся и передать координаты моего местонахождения. По моим расчетам, я не дотянул до своего аэродрома километров 20-25. Так оно и оказалось на самом деле.
Вскоре на подводе подкатила девушка-санинструктор, обмыла мне лицо, смазала йодом ссадины. На этой же подводе я поехал в ближайший населенный пункт, попросив капитана выставить охрану у самолета-Командира эскадрильи в подразделении я не застал, он был на боевом задании. Пришлось идти на доклад непосредственно к командиру полка. Выслушав меня, он с укором сказал:
- Значит, разбил самолет? Молодец! - Прошелся по комнате, глубоко засунув руки в карманы брюк. - Мы с таким трудом достаем, чиним, латаем самолеты, чтобы бить противника, а ты!.. Самолет я тебе больше не дам!
Так и сказал, - как отрубил. Это был самый суровый приговор, какой только может быть для летчика.
Мне нечего было ответить в свое оправдание и я молчал, понимая, что нелегко будет искупить свою вину...
От летной работы меня отстранили. Летать было не на чем. Я начал работать вместе с техниками и механиками, стал готовить к боевым вылетам самолеты своих товарищей по эскадрилье.
По ночам плохо спал, а если и спал, то чаще, чем до этого, видел во сне "мессера", которого я так и не сбил...
Да и собью ли теперь?
Казалось, прошло много времени, а между тем - не более двух недель. Однажды, когда я, как обычно, работал вместе с техниками на стоянке, меня окликнул командир полка:
- Голубев! В двенадцать часов зайдите ко мне.
- Слушаюсь! - ответил я и подумал: "Какие еще неприятности готовит мне военная служба? Вроде бы и так наказан по самую "защелку".
Вечером узнал, что меня откомандировывают в другую часть и что мне разрешено летать. Известие это было неожиданным и радостным. Только выйдя из домика командира, я осознал, что "опала" моя кончилась и что впереди у меня теперь снова будет боевая жизнь. В ту ночь я долго не мог уснуть, все не мог успокоиться. "Амнистия" отчасти объяснилась отходчивостью авиационного начальства, но немаловажное значение при этом имело и то, что наши летные полки несли ощутимые потери в непрерывных воздушных боях, а опытными летчиками люди, как известно, сами по себе не становятся, - для этого необходимо пройти школу войны.