Забегая вперед, скажу, что воспользоваться той бутылкой вина мне не пришлось. Вскоре был у нас повод, и я сказал друзьям:
- Ну ребята - сейчас я вас угощу хорошим винцом! С этими словами я наклонился, пошарил под кроватью, достал свой правый меховой сапог, сунул в него руку - пусто. Опустился на колено, дотянулся до второго унта, пошарил тоже ничего нет.
Ребята смотрят на меня с недоумением. А я к ним с вопросом:
- Да ладно, хватит шутить! Это еще больше удивило всех.
- В чем дело? Какая бутылка, какое вино? Никто, оказывается, ничего не видел, ничего не брал. Лишь впоследствии я узнал, что эта бутылка вина как нельзя кстати подвернулась под руку моему боевому товарищу Косте Сухову и сослужила ему хорошую службу. Шутил я потом: не будь этой бутылки вина, ходил бы ты, Костя, всю жизнь холостяком!
ИДЕМ НАПЕРЕХВАТ
Два дня подряд рано утром в одно и то же время над районом нашего базирования в тыл на большой высоте пролетал разведчик Ю-88.
В конце дня, помню точно - после четвертого вылета на боевое задание- я подошел к самолету Покрышкина. Покрышкин стоял вместе с техником около крыла и давал ему какие-то указания. Я доложил командиру о результатах боевой работы.
- Хорошо! - ответил Александр Иванович. И, обращаясь ко мне, добавил: Надо нам немецкого разведчика сбить! Покажем Гансу, кто хитрее! Поставь задачу Ухову подготовить самолеты к вылету на 4 часа 30 минут. Подвесные бензобаки на самолетах не ставить! И пусть хорошо проверит кислородное оборудование. Пойдем на большую высоту. "Юнкере" ходит на 8-9 тысяч метров. Понял?
- Так точно! - ответил я.
На следующее утро мы с Александром Ивановичем в 4 часа 40 минут уже были в воздухе на высоте 7 тысяч метров.
Метеоусловия способствовали нам: ни одного облачка и довольно хорошая видимость. Больше высоту не набирали.
Если разведчик будет идти на высоте 8-9 тысяч метров, то его снизу на фоне неба в косых, мягких лучах солнца легче найти: самолет временами дает отблеск.
Трасса разведчика стала осью нашего полета. Ходить около нее нам пришлось довольно долго.
Вражеский разведчик все не появлялся. Мы уже начали беспокоиться: то ли гитлеровский летчик изменил маршрут, то ли сегодня не придет совсем? Все напряженнее всматривались в горизонт над линией фронта, откуда должен идти "юнкерс".
Наконец он появился еле заметной точкой на горизонте.
- Идет, по курсу выше! - почти прокричал я.
- Вижу! - ответил Покрышкин.
Знакомый силуэт Ю-88 хорошо был виден на фоне неба и с приближением к нам все увеличивался. Сомнений не было: это он! И идет прежним маршрутом.
- Разворот вправо на девяносто! - скомандовал командир.
- Понял! - ответил я.
Мы развернулись. Нет, мы не стали сразу набрасываться на разведчика. Замысел Александра Ивановича я понял: он решил пропустить его подальше в тыл, поближе к аэродрому. Да и вражеские летчики могли раньше времени заметить нас. Чтобы у экипажа создалось впечатление, что мы их не видим, мы продолжали полет с небольшим набором высоты параллельно маршруту разведчика и зорко следили за его действиями. Он по-прежнему, не меняя курса, продолжал полет в восточном направлении.
Вот он подходит к намеченному нами рубежу перехвата. Покрышкин круто разворачивает свой истребитель в сторону "юнкерса", командует мне:
- Пошли!
Увеличив скорость, мы начинаем догонять врага. Теперь обратный путь к линии фронта ему отрезан. Противник уже видит нас, дает газ и с набором высоты пытается уйти. За "юнкерсом" тянутся черные полосы дыма: моторы работают на форсажном режиме.
Высота 8000 метров. Мы - в хвосте разведчика. Летчик стал со снижением разворачиваться в сторону линии фронта. Но этот маневр - лишь в нашу пользу: быстрее сократилось расстояние.
Вот дистанция открытия огня!
- Атакую, прикрой! - приказал командир.
- Понял!..
Покрышкин открывает огонь по кабине стрелка, затем переносит его на правый мотор. Из правой плоскости "юнкерса" повалил дым. Самолет загорелся и, пролетев немного, начал крениться на правую плоскость, а затем совсем свалился и стал падать на глазах у всего личного состава полка. Ударившись о землю, он взорвался.
Мы некоторое время сопровождали его. Но вот взметнулось пламя на месте падения самолета - и мы, круто развернувшись, пошли домой.