Трофимов с Табаченко тоже сбили по "юнкерсу". Строй бомбардировщиков нарушился. Они поспешили разгрузиться и поскорее уйти. Истребители прикрытия ничем не могли им помочь: они были крепко скованы боем. Вначале "мессеров" было десять, потом пришло еще звено. Однако враг успеха не добился.
Тем временем в ударной группе остались двое - Клубов с Карповым. На них насело звено "мессершмиттов". Четверка прикрытия дралась выше с другой восьмеркой "мессеров".
Ведя бой на высоте 300-500 метров, Клубов и Карпов ходили "ножницами", свалили двух вражеских асов. Но на одном из разворотов Карпов запоздал - не выполнил в нужный момент поданную Клубовым команду, и "мессершмитт", поймав машину Карпова в прицел, зажег ее.
Карпов выпрыгнул из горящего самолета, когда до земли оставалось метров сто. Парашют не успел полностью раскрыться. Летчик погиб.
Клубов тоже возвращался на подбитой машине: в хвосте разорвался снаряд и перебил тягу управления рулем высоты. Истребитель оказался неуправляемым в вертикальной плоскости. Ручка свободно ходила от себя и на себя. Оставалось одно: покинуть самолет. Но Клубов пошел на риск, - стал управлять самолетом... триммером руля высоты с помощью троса, который, к счастью, не был перебит: то потянет его на себя, то отпустит. Истребитель понемногу реагировал на это. И еще - оборотами мотора.
Клубов привел свою машину, как говорят в авиации, на "честном слове", но сумел посадить ее. Истребитель сделал короткую пробежку - и замер. Винт не вращался. Вся машина была изрешечена. Тут и там зияли пробоины. Летчик спас самолет и сам остался невредим.
Это был риск, сочетавшийся с уверенностью, хладнокровием и высоким мастерством пилотирования. Я тогда еще раз убедился, какой это незаурядный летчик. Вспомнилось прошлое. Фронтовая жизнь свела меня с Клубовым еще на Северном Кавказе, под Тихорецкой. Полк отвели в тыл, и летный состав переучивался с истребителей И-16 на новую материальную часть. Здесь мы и повстречались.
Клубов к тому времени уже был не новичком на фронте, а опытным воздушным бойцом. Летая на истребителях-бомбардировщиках "Чайка", он произвел более полутора сот боевых вылетов на бомбометание, штурмовку и разведку. Он уничтожил около 40 автомашин с боеприпасами и другим грузом, вывел из строя 15 зенитных огневых точек вместе с расчетами, уничтожил 10 бронемашин, до трехсот гитлеровских солдат и офицеров. На аэродромах он сжег 16 и в воздушных боях лично сбил три вражеских самолета. О боевых делах, о ратных подвигах свидетельствовало и обгоревшее лицо отважного сокола.
...Бой над Моздоком, был неравный. И все же Клубову удалось сразить одного "мессершмитта". Подошел он к фашисту довольно близко, чтобы ударить наверняка. И не промахнулся! "Мессер" взорвался. Но минуту-две спустя, когда Клубов выходил из атаки, ведомый того, уже сбитого "мессера" дал по советскому истребителю длинную очередь. Машина содрогнулась, запылала. Языки огня потянулись от мотора к кабине. Пышет жаром все вокруг, Клубов спешит посадить горящую машину. Внизу - открытое поле. Огонь уже лижет лицо. Ни отвернуться, ни прикрыться рукой. Толчок. Земля!..
К пылающему факелом истребителю бегут наши солдаты. Они буквально вырывают летчика из огненного плена. Самолет сгорел. Клубова, получившего сильные ожоги, доставили в медсанбат, оттуда - в госпиталь.
Отважному бойцу трудно ждать. Особенно когда знаешь, что ты нужен там, на фронте, где с каждым днем все упорней, все ожесточенней схватки с обнаглевшим противником. А кожа лица как назло никак не заживает!
Уже немножко отросли брови, на красных веках золотятся тоненькие ресницы. А лицо еще в багрово-коричневых рубцах. Хорошо, глаза остались целы!
Александр, как только здоровье чуть-чуть пошло на поправку, торопит врачей, будто они могут ускорить лечение его ран.
Но вот он наконец на свободе. Набрал полной грудью воздуха, улыбнулся небу и солнцу и торопливо зашагал по улице, упиравшейся в железнодорожный вокзал...
- Саша! Ты ли это!..
Кто-то из однополчан узнал его, обнял. Подошли другие. Клубов отвечает на приветствия, ищет кого-то взглядом - и не находит. Стискивает зубы, и на красноватом обожженном его лице отражается печаль, вверх-вниз ходят желваки. Он еще отомстит врагу за все: и за поруганную землю, и за погибших в неравных схватках товарищей!
Был он человеком отзывчивым, общительным. Ходил всегда подтянутый, аккуратный. Дисциплину уважал, того же требовал от других. Душевность п чуткость всегда сочеталась у него с требовательностью к подчиненным. Любил шутку, пел, плясал, выразительно декламировал, в особенности стихи Пушкина.