– Ты очень юная. Но очень смелая, – улыбнулся он.
– Мне уже много лет! – горячо прошептала она. – Я не юная. Я – взрослая.
– Хорошо, хорошо. Иди! Иди быстрее. И будь осторожна. Ты помогла нам. Очень помогла. Я не забуду тебя, – Лаций взял её за руки и приподнял с земли. Она едва доставала ему до плеча. Их лица были слишком близко, чтобы избежать прямого взгляда. И Лаций принял этот удар. Он взглянул в её полные немого счастья глаза, и земля закачалась у него под ногами, небо перевернулось и рухнуло на землю, придавив тяжестью бесконечного количества звёзд, сердце сжалось от приятного чувства, и он задержал дыхание, чтобы оно случайно не выскочило из груди. Не в силах больше смотреть девушке в глаза, Лаций отвёл взгляд в сторону и прижал её маленькие ладони к груди, там, где было сердце. Грязный, заросший, измождённый, воняющий отходами и грязью, он испытывал к себе отвращение, когда держал в руках её маленькие хрупкие ладони. Больше он никак не мог её отблагодарить. Но ей надо было спешить. – Иди! – он мягко оттолкнул её и добавил: – Да хранят тебя боги! – Лаций поднял глаза к чёрному небу и прошептал имена своих покровителей Марса и Авроры.
Девушка ещё несколько мгновений стояла, глядя ему в спину, а потом бесшумно исчезла за камнем. Не оглядываясь, Лаций подошёл к Варгонту и приподнял мешок. Тот крепко спал. Он осторожно разбудил Икадиона и Атиллу и рассказал им про воду, ничего не говоря о девушке. Они оставили мешки под камнем и, взяв Варгонта под руки, стали медленно спускаться вниз. У Лация не было времени достать масло, поэтому он сунул неудобный угловатый свёрток под камень и прикрыл его двумя мешками. Мешки Икадиона и Атиллы остались лежать на том месте, где они спали. Лаций ещё раз оглянулся по сторонам. Всё было тихо. На склонах холмов никого не было видно. Значит, девушка ушла. Он ещё раз мысленно поблагодарил богов за помощь, и они направились в сторону петлявшей внизу дороги.
Глава Забота о ближнем
Павел Домициан в этот день не пел. Одному из легионеров, который обычно требовал, чтобы певец веселил его и друзей каждый вечер, стало плохо. Даже когда на закате принесли воду, тому не полегчало, но его друзья не отпустили слепого певца спать, надеясь, что их другу станет легче. Легче не стало. Более того, когда парфяне ближе к полуночи бросили им объедки, больному пленнику ничего не досталось, потому что его товарищи забыли о нём, стараясь побыстрее насытить свои желудки. В пылу борьбы за кости, бобы и хлеб они не заметили, что тот даже не может встать с земли.
Два молодых пленных принесли Павлу Домициану кусок хлеба. Старый певец отдал половину больному. Но тот не смог есть. Его сразу вырвало. Рядом лежал ещё один несчастный, у которого с утра сильно болел бок. Пленные посовещались и решили отнести их подальше, чтобы не заразиться до утра.
– Давай отнесём их к камням, – предложил кто-то.
– Я пойду с вами, – сказал Павел Домициан. – Нехорошо бросать их одних. Я буду петь им гимны, чтобы боги услышали и помогли.
– Только пой потише, чтобы не услышали парфяне, – недовольно буркнул кто-то сбоку.
Не утруждая себя осторожностью и вежливостью, они с трудом дотащили двух больных до камней и бросили их на землю. Павел Домициан стал шарить руками по земле, стараясь на ощупь найти их тела и сесть рядом. Внезапно ему под руки попалась грубая ткань. Он вздрогнул от неожиданности и подтянул её к себе.
– Что это? О, боги, это знак! Вы посылаете мне знак с небес. Это большой мешок, чтобы я не замёрз ночью. Но этим людям хуже, чем мне. Я думаю, им будет легче, если я накрою их сегодня этим мешком. Даже если они умрут, ночь будет для них тёплой, – слепой певец стал накрывать одного из больных и наткнулся на второй мешок. Не веря своим рукам, он ощупал его со всех сторон и поднял невидящие глаза к небу.
– Нет, я не заслуживаю такой любви и заботы. Я благодарю тебя, Аполлон. Ты посылаешь слепому то, что не видно зрячим. Ты услышал мои молитвы. Значит, я поступаю правильно. Но я накрою этим мешком второго человека, которому хуже, чем мне. Я знаю, ты можешь обидеться и послать мне наказание, но я всё же надеюсь, что ты поймёшь меня и простишь.
Накрыв скрюченное тело второго больного, Павел Домициан, тем не менее, прополз вокруг них на коленях ещё несколько кругов, шаря по земле руками. В душе он надеялся, что боги пошлют ему третий мешок, которым он спокойно мог бы накрыться сам. Но боги не пожелали больше помогать ему, раз он отверг их дар дважды. Так он думал, оказавшись у камней, от которых веяло могильным холодом. Зная, что дальше будет ещё холодней, слепой певец отполз от них повыше и сжался калачиком в десяти—пятнадцати шагах от двух больных, которых накрыл мешками. Он благоразумно решил, что его рассказы и гимны им больше не нужны, и его душа с радостью приняла это оправдание, разрешив бренному телу погрузиться в сон под открытым небом недружелюбной парфянской земли.