Местом запасной встречи служил Музей д’Орсэ. В отличие от обязательного для посещения Лувра, где иногда народу бывает довольно много, искусством XIX века интересовались не все. Разве что импрессионистами, но они висели на самом верху этого переделанного под музей вокзала. В огромном холле под стеклянным колпаком каждый человек был на виду, а в залах первого этажа, образованных перегородками слева и справа, посетителей всегда были единицы. Ну, не единицы, конечно, десятки, но разбросанные по большой площади. Я заранее условился с Николаем, что мы проверим друг друга в холле, а потом сойдемся в одном из залов справа перед картинами Гюстава Моро.
Николай, одетый в белую майку с надписью на английском языке «В Австрии нет кенгуру», стоял, облокотившись о перегородку перед ониксовыми бюстами туарегов, и делал вид, что изучает план экспозиции. Или действительно изучал — он вряд ли был завсегдатаем художественных выставок. Я прошел мимо и занялся тем же. Николай, видимо, основательно проверился до прихода в музей. Убедившись, что за мной никто не следил, он сложил план и направился в зал Моро.
Я присоединился к нему через минуту. В зале никого не было. Служащий — парень лет тридцати — дремал на стуле за перегородкой. Я однажды разговорился с одним из них — такую работу по очереди предлагают безработным, чтобы на месяц-другой снять их с пособия.
— Извини, я наорал на тебя, — сказал я по-русски Николаю.
Николай внимательно посмотрел на меня и вытер пот со лба. Ему всегда было жарко.
— Ничего, бывает, — мягко сказал он. — К тому же, насколько я понимаю по-английски, ко мне это не относилось. А что случилось?
— Ничего! — соврал я. — По-английски совсем не надо понимать буквально, что я кого-то ненавижу. Это как «достали» по-русски. Я только что залез в ванную, хотел не спеша прийти в себя, пообедать, а потом уже вернуться к нашим играм.
— Ну, извини.
В зал вошла женщина, толкавшая перед собой инвалидное кресло с девочкой лет двенадцати. Мы с Николаем разошлись, как если бы мы просто оказались случайно перед одной и той же картиной. Но женщина, не останавливаясь, прошла в следующий зал — видимо, искала импрессионистов. Николай убедился, что путь свободен, и снова подошел ко мне.
— Тебя просят вернуться в «Клюни» и еще раз осмотреть его номер.
Положительно, нам давали указания полные кретины! Меня опять прорвало.
— Нет, это конец всему! Я же проверил всё очень тщательно! Да и туда наверняка уже вселился кто-то другой! К тому же, мне уже сказали, что свободных номеров на сегодняшнюю ночь нет. А я, кстати, уже должен быть в самолете по пути в Токио — я так сказал портье!
— Я помню. Ты же понимаешь: я просто передаю просьбу руководства.
Если бы Николай стал спорить и настаивать, типа Befehl ist Befehl, приказы не обсуждаются, я бы, наверное, уперся. Но против безоружных нет оружия.
— Ты-то хоть осознаешь, что это бессмысленно? — спросил я.
— Я-то да. Но сам знаешь, в жизни много непредсказуемого. Так что и их можно понять. Они, видимо, хотят полностью исключить гостиницу.
— То, что они хотят найти, давно уже в руках французской полиции!
— Скорее всего.
Николай был по-прежнему сама обходительность. Что же он только так потеет?
— Хорошо, — решил я. — Я позвоню в «Клюни». Если каким-то чудом у них окажется свободный номер, я заселюсь туда и попробую еще раз. Будем надеяться, что сегодня дежурит другой портье. Но если номеров нет, я из-за чужой глупости еще раз рисковать не буду.
— Как скажешь.
Я достал визитку отеля. Вот она, предусмотрительность! А кто думал, что мне когда-нибудь еще понадобится гостиница, столь не подходящая моему высокому представлению о собственном статусе? Трубку сняла женщина.
— Скажите, у вас есть свободные номера? Мне неожиданно приходится задержаться на один день.
— Мне жаль, но и у нас всё занято. Хотя… Да, вам повезло — один номер у нас освободился.
По ее голосу я понял, какой именно номер она имела в виду. 404-й — ввиду скоропостижной кончины его обитателя. Мне действительно повезло.
— Супер! — воскликнул я. — Никому его не отдавайте! Я буду у вас через полчаса.
— Хорошо, месье, не беспокойтесь. Ваша фамилия?
Моя фамилия! Действительно, мне же опять придется регистрироваться.
— Эрнесто Лопес! Я вообще-то у вас и ночевал прошлой ночью, в 401-м. Было бы здорово, если бы это был тот же номер!
— Нет, месье, это другой, но на том же этаже. А какая разница? Вы же свои вещи уже взяли! А освободившийся номер намного больше, чем ваш старый.
— Отлично, я еду!
Николай всё понял.
— Тебя поселят прямо в его номер?
Я кивнул.
— Отлично! Я тогда тебя прикрывать не буду. У нас тут еще один аврал случился.
Взгляд у него стал какой-то странный.
— Это как-то связано?
— Нет-нет! Совсем другая история.
Я настаивать, естественно, не стал. Но врать, по крайней мере, своим Николай не умел.
7
Я прогулочным шагом дошел по пустынной улочке до Сен-Жермен и остановил такси. В другое время я бы, пожалуй, пошел пешком по набережным — это минут двадцать хода, но мне хотелось поскорее разделаться со Штайнером и вернуться в «Феникс». Мы проезжали практически мимо «Де Бюси», и я вспомнил, что надо заказать еще один номер для Бобби и продлить мой до среды. Визитка этого отеля тоже предусмотрительно находилась в моем бумажнике, так что проблема была решена одним минутным звонком.
Машина свернула на Сен-Мишель и остановилась у пешеходного перехода. Только тут я обратил внимание, что таксист был белым и даже французом! Я оставил ему сдачу с десяти евро, что вполне компенсировало слишком короткий пробег.
За стойкой «Клюни» теперь была француженка лет тридцати пяти в строгой белой блузке. Губы у нее были накрашены в морковный цвет, верхние веки — в зеленый, щеки нарумянены, а остальные части лица покрыты толстым слоем светло-коричневого тона. Она нашла мое имя в компьютере, что-то добавила туда, и на этом процедура регистрации была закончена. Заплатить вперед, раз моя кредитка не работала, меня уже не просили — я считался старым клиентом.
Выйдя из лифта и включив свет в коридоре, я долго соображал, куда мне идти. «Де Бюси», «Феникс», теперь опять «Клюни» — в моей голове всё перепуталось. Как в том сне, где дверь справа оказалась слева. Мне пришлось сделать мысленное усилие, чтобы вспомнить, что сон этот снился мне лишь прошлой ночью и что провел я эту ночь как раз здесь, в «Клюни». Я прошел мимо своего старого 401-го и, описав дугу вокруг винтовой лестницы, остановился перед своим новым 404-м номером. Я так долго стоял у лифта, пытаясь понять, где я и куда мне идти, что свет погас. Я не стал зажигать его снова: сквозь замочную скважину сочился свет. Я заткнул его ключом, повернул замок влево и вошел внутрь.
Это снова был безликий, чисто убранный гостиничный номер. И мне даже нечем было отметить в нем свое присутствие — рубашки Николая я вернул ему после нашего пантагрюэлевского завтрака «У Леона», а купить еще один — третий — набор туалетных принадлежностей мне не пришло в голову. Так что я просто бросил свою сумку с видеокамерой на кровать и вытянулся рядом. Я вытащил из-под покрывала длинную, во всю ширину постели, подушку валиком, сложил ее пополам, припечатал головой и задумался. Что еще я мог здесь обследовать, чего не сделал в первый раз? Развинтить корпуса настольных ламп? Осмотреть весь подвесной потолок в ванной? Разобрать настенный фен? Мне нравится, когда ближайшее будущее можно разложить на ряд простых и легко выполнимых задач. Необходимость рассчитаться с Метеком ушла куда-то вглубь, стала мрачным фоном, этаким basso continuo. Вообще всё потеряло реальность — незаметно для себя я заснул.
Я вел машину, но с заднего сиденья. А спереди, на месте водителя, сидел высокий мужик, постоянно заслонявший мне дорогу. Он в управлении автомобилем никакого участия не принимал — ну, за исключением того, что загораживал мне обзор. Я ехал быстро, по левому ряду какой-то набережной, вдоль самого парапета. Мужик — я ненавидел его коротко стриженный затылок долихоцефала — в очередной раз заслонил мне дорогу. Я затормозил и остановился. Как раз вовремя — набережная здесь поворачивала, и не остановись я, мы, пробив парапет, полетели бы в воду.