— Я не стал никого впутывать в наши дела. Вы же вряд ли стали бы их посвящать?
— Нет, конечно. Разница в том, что я в худшем случае получил бы нагоняй. Да и то, как вы понимаете, я у них в ведомости по зарплате не числюсь. А вы рисковали шкурой!
Метек согласно затряс головой: всё так. Я, поколебавшись, добавил:
— Был момент — вчера, когда вы уезжали на такси… В общем, если честно, я тогда не выстрелил только потому, что за вами вслед вышел портье.
Метек только закатил глаза. Намного проще проявлять самообладание, когда опасность уже позади, но он делал это с особым шиком.
— Час назад вам никто не мешал в меня выстрелить — но вы этого не сделали. Так что…
Не знаю, не знаю! Может быть, мне помешала Лиз. В таких ситуациях нужно чувствовать себя машиной, а я из-за нее еще был человеком. Теперь я этого уже никогда не узнаю.
— Хорошо! Наши люди засекли, что мною заинтересовались ливийцы, и вызывают вас. Что дальше?
— Дальше, в первый же вечер теперь уже вы засекаете меня, выслеживаете, где я остановился, и снимаете номер в гостинице напротив. А на следующий день в «Бальмораль» въезжают двое ливийцев. Странное совпадение! Я сразу предложил вас отозвать или, по крайней мере, предупредить. Но вы же знаете наших людей. Стали размышлять, что да как, стали просчитывать варианты… А я пока присматривал за вами, сколько мог.
Я вспомнил, что действительно мне несколько раз показалось, что Метек смотрел на мое окно в «Фениксе» и даже поджидал меня.
— А почему, раз мы в контакте с ливийцами и даже тогда помогли им с Мальцевым, почему нельзя было связаться с ними и остановить всё это?
— Этим кто-то занимался и занимается до сих пор. Вчера даже встречались с их резидентом, чтобы он отозвал своих бойцов. Там темная история. Похоже, это группа, которая никому не подчиняется. Они давно сидят в Париже и, чтобы к ним не подобрались, сами зачищают площадку вокруг себя.
Могло быть так, что Николай встречался с «Омаром Шарифом» именно по моему делу? И тогда второй аврал, о котором он проговорился, был как раз связан с опасностью, которая грозила мне. И тогда становится ясно, почему он забеспокоился, когда я проговорился о приезде Джессики и Бобби. В Конторе хотели, чтобы я как можно скорее убрался из Парижа, где для меня стало небезопасно. Не это ли Николай хотел сказать мне сегодня утром, когда так настаивал на встрече?
— Я всё же не могу понять одну вещь, — сказал я. — Если мне грозила смертельная опасность, почему с самого начала меня никто не предупредил?
Метек опять засмеялся своим коротким смешком и посмотрел мне в глаза для мгновенного приема-передачи информации.
— Ну, объяснение этому как раз простое.
Я понял: в Конторе не хотели, чтобы что-то отвлекало меня от Штайнера и контейнера. А то я, чего доброго, мог собрать чемодан и убраться поскорее к себе домой в Нью-Йорк. Сначала дело!
Цинично, но это так. При этом меня не бросали на произвол судьбы. За моей спиной меня подстраховывали Николай и еще бог знает сколько человек из резидентуры, а Метека вообще сдернули неизвестно откуда. Знать, как всё повернется, им было бы проще с самого начала поручить поиски Штайнера Метеку. Но кто же знает всё заранее?
— Разрешите еще одно мое сомнение, — вспомнил я. — Вы были на Кубе в 79-м?
Метек удивленно поднял брови:
— Вы меня запомнили?
— Запомнил.
— Почему?
— Вы стояли с нашими, но на русского похожи не были.
Метек покивал головой.
— Так и вы меня запомнили? — сообразил я. — А вы почему?
— У вас ведь что-то тогда случилось с ребенком, да? У вас всё это было написано на лице, — Метек помолчал и добавил. — Я вам тогда позавидовал. У нас с женой нет детей.
Он снова задрал глаза к потолку, как будто пожалел, что сказал что-то личное, и я понял, почему он погнался за парнями в одинаковых бежевых костюмах. Тогда, на Кубе, он видел мельком Карлито и Кончиту, и в Сан-Франциско наши дети, каких бы и они с женой хотели завести, уже не были для него чужими.
У Метека зазвонил мобильный. Он попросил подождать минутку и вышел разговаривать на улицу. Похоже, разговор опять шел обо мне — Метек пару раз посмотрел в мою сторону.
Я поймал себя на том, что счастливо вздохнул, как вздыхают перед сном дети, у которых был отличный день и завтрашний обещает быть не хуже. Странные мы всё-таки существа! Я был засыпавшимся агентом, у которого через несколько дней разрушится вся жизнь. Я терял семью и свой процветающий бизнес в Нью-Йорке, чтобы снова стать скромным советским, пардон, российским служащим. У меня впереди была тяжелая адаптация в стране, которая давно перестала быть моей, которая жила по неведомым для меня законам и в которой мой статус снова будет близок к нулевому. И при всем при этом с души моей была снята огромная тяжесть. Мне не нужно было больше ни с кем сводить счеты! Уроды, которые убили самых близких мне людей и разрушили мою предыдущую, вторую жизнь, были мертвы. И тем хуже, что теперь рушилась моя третья жизнь — в этом, по крайней мере, виноват был я сам.
Метек возвращался в закусочную. По нему нельзя было понять, хорошие он получил новости или нет. Он — это было привычное выражение его лица — улыбался каким-то своим мыслям. Как будто ему всё было занятно — не более того!
Я думал, что Метеку уже надо ехать, но он снова сел и достал новую сигарку. Он сунул ее в рот и прикурил, не переставая улыбаться — не мне, себе самому. Потом, видимо, решился.
— Вы тоже можете разрешить одно мое недоумение.
Я с готовностью посмотрел на него. Что, я мог в чем-то ему отказать?
Метек выпустил клуб дыма и, глядя мне в глаза, произнес всего лишь один слог:
— Лиз.
Я, должно быть, просто подпрыгнул на стуле, потому что Метек засмеялся.
— Всё-таки! — вырвалось у меня.
— Ой! — Метек потянулся к своему стакану и отхлебнул «перье».
Мол, что уж делать такой удивленный вид!
— У меня в какой-то момент промелькнула мысль, что она с вами как-то связана, но я отмел ее, как бредовую.
— Я тоже когда-то доверял только разуму, — заметил Метек мне в оправдание.
Лиз! Лиз! Лучистые глаза, беспечный смех, легкие пальцы, смахивающие с моих губ крошку, этот Ритин жест, когда она отбрасывала за плечо волосы, и какая-то обреченность, с которой она пыталась вдавить меня в себя!
— Я понимал, что она появилась рядом неслучайно, — сказал я.
Метек снова провожал взглядом облачко дыма.
— Надеюсь! Но кто же устоит?
И молниеносно посмотрел мне в глаза. Я был в слишком большом замешательстве, чтобы ответить ему твердым взглядом. И Метек разом как-то погас.
— Собственно, только это я и хотел знать, — подытожил он.
Но радости от этого он не испытал.
— Неужели вы ревнуете? — спросил я.
Раз уж он и так всё понял!
— Да нет, это вряд ли правильное слово, — глаза у Метека опять стали блуждать по своим мирам. — Но тут не поспоришь, в любом случае, вам повезло больше, чем мне. Хотя… Хотя вы, конечно, правы: тут другого слова не подберешь. Черт бы вас побрал! — от души сказал он. — Взялся на мою голову!
Я подождал, пока волна схлынет.
— Минуточку, я опять перестал понимать. Что, Лиз работает не на вас?
— Лиз не работает ни на кого! Она вообще не работает — в том смысле, как мы это понимаем! Просто, когда клубок стал затягиваться, а предупредить вас всё никак не решались, я попросил ее приехать в Париж. И, насколько это у нее получится, держать вас как можно дальше от района Триумфальной арки.
— Из-за ливийцев, которые меня там стерегли? — уточнил я.
— Из-за ливийцев и из-за себя тоже, — поправил Метек.
— Но она знает, кто я такой и чем занимаюсь?
— Разумеется, нет. Она даже не знает, кто я такой и чем занимаюсь. Просто у нее есть друг, то есть я, который опасался, что его друг, то есть вы, влипнет в неприятную историю, и попросил ее как-нибудь этого друга отвлечь, — Метек почесал бороду. — Лиз любит путешествовать.