— Прошу вас! — китаец предложил Лене идти вперёд.
Она чуть не побежала по крутым ступеням. В несколько секунд лестница была уже пройдена. Лена очутилась перед открытой дверью. В лицо ей пахнуло ночной свежестью. Она остановилась.
— Здесь терраса, — предупредил её Вань-Цзы. — Идите, Елена, смело!
Девушка сделала несколько шагов вперёд и очутилась на просторной террасе, с которой открывался вид на китайскую часть Пекина. То, что увидела она, ужаснуло её до глубины души. Вся китайская часть города была освещена заревом огромного пожара. Казалось, во многих местах были разведены гигантские костры. Дым их, чёрный, густой, высокими столбами поднимался к небесам. Когда налетал ветер и разгонял тучи дыма, прорывалось пламя; его огненные языки высоко-высоко взвивались над Пекином, качаясь, увлекаемые ветром, в разные стороны, словно искали себе новых жертв.
С той же террасы было видно, что, несмотря на позднее время, Пекин не спал. По узким улицам его китайской части мелькали огоньки смоляных факелов. Этих огоньков было бесчисленное множество. Они двигались в разных направлениях, то пропадая в темноте ночи, то вдруг появляясь сразу во множестве мест. Только по ним можно было заключить, что здесь люди. Фигур не было видно, слышен был лишь прежний перепугавший Лену рёв.
Я ничего не понимаю, Вань-Цзы, что происходит там такое? — прошептала Лена, хватая китайца за плечо.
— Народ Китая приносит великую жертву! — не без торжественности в голосе отвечал тот. — Настало время, когда Китай решил стряхнуть с себя иноземное иго, и то, что вы видите, Елена, там... начало величайших событий, величайших одинаково и для Китая, и для Европы...
— Какая жертва? Какие события?
— Китайский народ, Елена, соединился воедино, чтобы прогнать от себя чужестранцев. Это не обычная вспышка гнева, это — серьёзное народное движение, с которым европейцам придётся считаться...
— Чего же хотят эти люди от нас?
— Изгнать всех белолицых!
— Изгнать? И это говорите вы, Вань-Цзы, друг европейцев, воспитанный в Европе?
— Да, Елена, это говорю я, несмотря на то, что я всецело принадлежу Европе и связан с нею более тесно, чем со своими соотечественниками.
Тон Вань-Цзы был весьма торжественен, но Лена была настолько взволнована, что даже не замечала этого. Мысли её были теперь около близких ей людей: отца, матери, которые, может быть, в это самое время подвергались ужаснейшей опасности.
— Вань-Цзы, вы сказали «изгнать»; но если европейцы не захотят подчиниться изгнанию? Если они не уйдут? — спрашивала она. — Тогда что?
— Тогда они погибнут! — глухо произнёс китаец. — Погибнут все!
— Не может этого быть! Китайцы всегда были так добры... Я видела их близко, это чудный, добродушный народ.
— Но исполнилась мера его долготерпения... Однако, Елена, спустимся вниз. Вы уже достаточно видели для того, чтобы убедиться в правдивости моих слов. Мы здесь ничему не поможем, ничего не остановим, а, между тем, ночь холодна, с Пей-хо поднимается сырость… Пойдёмте, Елена!
Он подал ей руку, и девушка машинально последовала за ним, опять по той же лестнице.
Очутившись в прежней комнате, оба они молчали некоторое время.
— Я знаю, Елена, что вы боитесь за вашу семью, — тихо заговорил наконец хозяин. — Не бойтесь, по крайней мере, сегодня. Завтра. Если не произойдёт ничего особенного, ничего такого, что бы усилило народную ярость, может быть, неё обойдётся благополучно, и европейцы успеют покинуть Пекин невредимыми.
— Вы так думаете? Вы, может быть, только утешаете меня? — воскликнула с отчаянием в голосе Лена. Может быть, моя бедная мама уже убита? Скажите мне всю правду!
— Нет, я уверен в своих предположениях. Пока что гнев толпы направлен только на тех, кого они считают преступными. Наше правительство, которое гордые европейцы презирают, мудро. Оно не желает делать зло своим белым братьям, но то, что происходит теперь, должно послужить им указанием... Горе им, если они не поймут его.
— Но что могли сделать европейцы Китаю, чем они восстановили народ против себя? Разве не с добром они явились к вам? Скажите же, Вань-Цзы!
Китаец молчал, будто собираясь с мыслями.
— Вы хотите знать причины этого ужасного движения, Елена? Хорошо, я скажу вам. Вы назвали меня другом европейцев. Верьте, что я таков и на самом деле. Недаром же я родился в Европе и провёл там детство, юность... Но я, вернувшись сюда, посвятил себя изучению моей родины, я прочёл всё, что написано о Китае в; Европе. И знаете, к какому я пришёл заключению?.. Мы, китайцы, стоим на высшей степени культуры, тогда как Европа только-только приближается к подножию её пьедестала. Погодите, я договорю. То, что Европа переживает теперь: различные степени рабства — рабство силы, рабство финансовое рабство ума, всё это уже пережито нами за целые тысячелетия до этого времени. Мы прошли: через все стадии общественной жизни и, наконец, создали себе формы быта, наисовершенные, далее которых идти уже некуда. Мы их пережили, а Европа только начинает переживать. Нас европейцы называют «мёртвым народом», считают дикарями. А так ли это на самом деле? Взгляните сами, взгляните беспристрастно. Далеко до нас Европе. Кто в Китае стоит во главе народа, распоряжается его судьбами? В Китае во главе народа стоит сословие литераторов, учёных — людей светлого ума... Постойте, постойте, Елена. Вы сейчас скажете, что наши чиновники — вымогатели и взяточники, что в судах у нас прав тот, кто больше даст. Но где их нет, где вы найдёте полное совершенство? Мало того же самого в Европе? У нас от взяточничества и вообще от недобросовестности наших чиновников страдает отдельная личность — там целые народы. А разные тлетворные европейские влияния? Да о них в Китае никто никогда не слыхал, а страны Европы с их хвалёной цивилизацией изнемогают от них. Не доказывается ли воочию, что как ни плох строй нашей жизни, а наш народ доволен им. Неужели же те, кто стоит во главе его, должны допустить прививку к народной массе злокачественных язв, разрушающих организм Европы? Да никогда! Кто же захочет добровольно сделаться больным? А Европа нам навязывает болезнь, европейцы хотят во что бы то ни стало и нас заразить своими недугами. Народ понимает это своим инстинктом и сторонится от занесения заразы. Вам не скучны, Лена, мои слова?