— А, пожалуй, что длиннокосый-то и мирной, — наконец нерешительно высказался он, — почтителен и беспрекословен, никакой супротивности, стало быть, душа чиста!
— Тогда чего и валандаться с ним! — воскликнул в ответ нетерпеливый Васюхнов. — Ну его! Так трусить, всю душу вымотаешь, а не токмо что... Пусть убирается, куда хочет!
Зинченко всё ещё колебался.
— Лучше бы представить! — говорил он. — Покойнее было бы.
— Понадобится — найдём! Не в Артуре, так в Дальнем... Найдём!
Васюхнов так убедительно уговаривал товарища бросить китайца и поспешить в казармы, что тот наконец сдался.
— Эй ты, длиннокосый, — крикнул он китайцу. — За компанию благодарствуйте, а только больше мы тебе не товарищи! Иди на все четыре стороны, да смотри не бунтуй! Этого самого никак не моги, веди себя с благонравием, тихохонько, а не то... понимаешь?.. — казачья нагайка со свистом разрезала воздух несколько раз.
Жест опять был понятный и без словесных пояснений. В ответ на него китаец принялся отвешивать нижайшие поклоны, сопровождая их подобострастными улыбками. Лицо его при этом выражало такое унижение, что оба сибиряка не могли сдержаться и залились громким хохотом.
— Ишь, заячья душа! — воскликнул Васюхнов. — Как-никак, а ежели нагайку показать — всё до капли поймёт. Ну ты, образина! Кланяйся нашим, когда своих увидишь... Прощай покамест, своему бесу праздновать празднуй, да только чтобы всё у вас там по-благородному было... Зинченко, айда!
Они тронули поводья и с гиком понеслись вперёд по направлению к Порт-Артуру.
Отъехав несколько, Зинченко оглянулся. Китаец прежнею трусцою следовал по дороге за ними.
— И впрямь мирной, — сказал совершенно успокоившийся казак. — О таком можно и по начальству не докладывать!
— Беспокоить нечего, много их таких шляется здесь! — согласился Васюхнов.
Но когда казаки совсем скрылись из вида, их недавний пленник вдруг изменился. Он весь выпрямился в седле, маленькие чёрные глаза его так и засверкали. На лице отразилась ужасная злоба.
— Проклятые дьяволы! — чуть не закричал он, грозя вслед казакам кулаком. — Скоро мы сосчитаемся со всеми вами, скоро выметем вас всех отсюда... Когда бы вы только знали, какую весть несёт сюда посланник Дракона...
Он засмеялся неприятным хихикающим смехом...
II
КИТАЙСКИЙ ДРАКОН
ракон у китайцев — это альфа и омега всей их жизни, хотя он и не что иное, как создание богатой фантазии сынов Поднебесной империи. Однако это вовсе не божество в общепринятом значении этого слова. Далеко нет. Дракон в том смысле, как понимает его китаец, какой бы то ни было — богдыхан, высший сановник или последний кули, — это олицетворение понятия о высоком, возвышенном, всесовершенном. Дракон является олицетворением величайшего могущества и символом многих тайных сил природы.
Землетрясения, солнечные и лунные затмения, наводнения — всё это находит себе у китайца полное объяснение в поступках дракона. Даже европейски образованные китайцы, безусловно знакомые с причинами космических явлений, и те продолжают верить, что землетрясения происходят от бешеных движений дракона, которыми он выражает свой гнев; что солнечные и лунные затмения объясняются тем, что ужасное чудовище похищает время от времени эти светила; что наводнения производит злой дракон Киао; что поражение молнией есть результат действия молниеносного дракона, великого и справедливого судьи. Словом, китаец без своего дракона ни на шаг...
Дракон пребывает всюду: в земле, в воздухе, в воде. Дракона можно встретить в жилых домах, где он является гением-покровителем. От волнообразных телесных форм дракона произошли волнообразные извилины поверхности гор и холмов. На китайских картах указаны даже местопребывания дракона, что узнается по волнообразным линиям горной цепи.
Дракону, а не кому-либо иному, обязаны и европейцы тем, что они не смогли упрочить своё влияние в Поднебесной империи.
Все кровавые события прошлого года имели место на почве неуважения европейцев к этому созданию китайской фантазии.
Европейцы явились с целью эксплуатировать природные богатства Китая и прежде всего столкнулись с драконом. Они находили громадные неистощимые залежи каменного угля, но когда приступили к разработке копей, весь народ, от мандарина, заседающего в цунг-ли-ямене, и до последнего осуждённого на огрубление головы преступника, которому терять было нечего, приходил в священный трепет. Там, где были залежи, находилось местопребывание дракона...