— Ты можешь хранить молчание…
Мужичок жалобно пискнул и взмолился:
— Я сам хотел явиться с повинной!
Комков, заранее зная, как выглядит Серегин, толкнул напарника в бок:
— Оставь, это не он.
Во время этой сцены в подсобку зашел еще один мужчина, на этот раз крупного телосложения. Увидев его, Комков кивнул Каштанову:
— А вот это он!
Сыщик, не дав опомниться, налетел на Серегина, подсечкой уронил его на пол и привычным движением скрутил ему руку, повторяя, как мантру, приевшиеся слова из полицейского детектива:
— Ты можешь хранить молчание…
— Да полноте! — раздраженно бросил в сторону напарника Комков, застегивая на руках задержанного наручники. — Молчание ему уже не поможет!
Уже усадив Каштанова с задержанным в машину, Комков вернулся в подсобку и поинтересовался у мужичка, который испуганно массировал больную руку, пострадавшую при задержании:
— И в чем же ты хотел признаваться?
— Но вы же не за мной пришли, — стал отнекиваться тот. — Мне не в чем признаваться.
— Пойдешь в камеру, — пригрозил ему сыщик. — Сейчас повезем с собой в милицию.
— Да по мелочи, ставлю самогон, — сознался он, махнув рукой, и ойкнул от боли: — Руку мне повредили, как сейчас работать?!
— Не ври, из-за самогонки никто еще в этом городе с повинной не являлся к нам, — поднажал на мужика сыщик.
Мужичок помялся, а затем вновь махнув рукой и ойкнув, признался:
— Семь бед, один ответ! У соседки стащил брикет рыбы, она заявила участковому.
— А где рыба?
— Съели.
— Участковый вызывал?
— Да, оставил повестку на завтра.
— Ладно, — смягчился сыщик. — Вечером явишься с повинной к участковому. Смотри у меня, я проверю!
Прежде чем выйти, сыщик обернулся и пригрозил пальцем:
— И самогонный аппарат сдай!
— Хорошо, хорошо, пойду сдаваться, — облегченно выдохнул мужичок, радуясь тому, что избежал перспективы отсидеть ночь в кутузке. — Так и так хотел завязывать с этой косорыловкой* (самогон).
Когда Журавлев и Макаров, закончив с осмотром и отправкой тела Слепнева в морг, вернулись в управление, на улице уже смеркалось. Их встретил возле дежурной части Комков.
— Серегина задержали на работе, он находится у нас в кабинете, — доложил сыщик и поинтересовался: — Вас можно поздравить? Дежурный рассказал, что обнаружен труп Слепнева.
— Можешь, можешь, — устало ответил ему Журавлев. — И деньги нашли с убийства Большаковой.
— Вот это отлично! — обрадовался опер. — А то этот сидит и изображает из себя невиновного. Требует прокурора, адвоката… Короче, качает права.
— Я ему покачаю, — процедил сквозь зубы Журавлев и кивнул Макарову. — Пойдем, быстро расколем этого ублюдка. Некогда с ним валандаться, чувствую себя неважно, надо пойти домой, прилечь.
— Костя, может быть, мы сами его разоблачим до конца, а ты иди домой и отдохни, — предложил Макаров. — Тут осталось поднапрячься всего-то чуточку, необходимые доказательства у нас на руках.
— Нет, я должен знать, как все произошло, — отказался Журавлев. — Дочери погибшей надо как-то сообщить об этом, а то она даже не подозревает, что к убийству матери причастен их близкий родственник. Эх, не думала, не гадала Агния Петровна, что племянник таким образом отблагодарит за добро!
Прежде чем зайти в кабинет, где находился задержанный Серегин, он поинтересовался у Комкова:
— Надеюсь, он не знает еще, что мы нашли труп Слепнева?
— Нет, никто ему об этом не говорил.
— Превосходно! Сейчас ошарашим его «отличной» новостью!
Как и предполагалось, Серегин, узнав, какие улики против него собраны, немного подумал и попросил лист бумаги:
— Я хочу во всем признаться и сделать заявление. В содеянном раскаиваюсь и готов понести заслуженное наказание…
— Погоди с заявлениями, — жестко прервал его Журавлев. — Сначала расскажи нам, как все происходило, а потом мы решим, брать ли у тебя это заявление. Надеешься, что явка с повинной тебя спасет? Нетушки! Ты можешь спасти себя от расстрела только чистосердечным признанием вины и помощью следствию. Итак, мы тебя слушаем.
— Ну, тогда слушайте, — тяжело вздохнул задержанный и начал свою исповедь: — Освободился в девяностом году. К тому времени мамы уже не было в живых, у нас дома жила дальняя родственница Анфиса, которая присматривала за ней перед смертью. Мы стали сожительствовать. Работы не было, перебивались случайными заработками, я стал пить. Тут родная тетя устроила меня на эту базу грузчиком. Работа мне понравилась, зарплату в основном давали продуктами, но иногда давали и деньги. В общем на жизнь хватало, да и Анфиса устроилась в тубдиспансере уборщицей. Однажды я узнал, что уазики стали продавать частным лицам и загорелся идеей купить себе такую машину. Как-то раз, ремонтируя «Москвич» своего знакомого Слепнева, которого через тетю я устроил грузчиком на эту же базу, рассказал ему о своей мечте купить уазик. Он только посмеялся, сказав, что таких денег мне не собрать за всю жизнь. Это меня, конечно, огорчило, но я свою мечту не оставил и подумывал, где раздобыть деньги. И однажды меня осенило. Я решил ограбить магазин при базе. В магазине работают три продавщицы, в том числе моя тетя, двое из которых молодые и сильные, могли оказать сопротивление, поэтому выбор пал на мою родственницу, в ограблении которой никто бы меня даже и не подумал заподозрить. Я не планировал ее убивать, а просто хотел связать и забрать деньги. Но для этого мне нужен был помощник. Немного поразмыслив, я решил взять к себе в компаньоны Слепнева, поскольку он тоже нуждался в деньгах — мечтал о «Жигулях». Однажды в разговоре за бутылкой водки в его гараже я выложил свой план. По нему Слепнев в маске первым заходит в магазин, связывает тетю и надевает на ее голову целлофановый пакет, чтобы она не опознала меня. Следом захожу я, и мы вскрываем два сейфа, забираем деньги и уходим. Но в реальности все пошло не так. Слепнев связал тетю и позвал меня. Мы стали вскрывать сейфы, тут я почувствовал, что на меня кто-то смотрит. Оглянулся и увидел тетю, которая, лежа на полу, смотрела на меня — пакет слетел с ее головы. Она ничего не говорила, а молча смотрела на меня, может быть, была в обморочном состоянии, а, может быть, и не видела меня… Одним словом, я подошел к ней, вновь надел на голову пакет и несколько раз ударил ее ножом в грудь…