— Ты правда назвал их дерьмом?
— Нет.
— Значит, Зиан придумал… Или они просто сами себя накрутили.
— Пойдем. — Я зашагал к двери.
В акулье гнездо, как называли вотчину впередсмотрящего, мне ходить нравилось. Вертикальная лестница, по которой нужно карабкаться несколько минут, слыша, как в металлические стены шахты колотится пурга, выводила на небольшую площадку, где на неудобном сиденье, в котором невозможно уснуть, проводил вахты дежурный. Мне тут нравилось. Это единственная обязанность палубного матроса, которая не казалась мне скучной.
Сегодня впередсмотрящим был хитроглазый моряк по имени Галай.
— Бауди, так это ты сегодня на кухне, что ли, ночуешь? — с интересом спросил он меня, когда я откинул люк и выбрался из него в тесную каморку. Здесь было холодно. Галай сидел, положив руки в варежках на поворотное колесо прожектора. У его ног в железных банках горели свечи. На горлышки банок были натянуты шланги из плотного и тягучего материала, которые скрывались под штанинами моряка. Их концы торчали под ушами дозорного, и из них вился парок.
Только благодаря этому нехитрому приспособлению тот, кому досталась вахта впередсмотрящего, не замерзал. Я пару раз уже дежурил в акульем гнезде и знал — так не холодно. Главное, свечи вовремя менять и аккуратно обмотать гибкие трубки вокруг ног и тела.
Моряк, нахохлившись, ждал моей реакции, а я зачарованно смотрел наружу, за закаленное стекло купола. По пустыне неторопливо плыли красно-синие волны ночного неба. Огни мягко переливались над моей головой. Башня акульего гнезда постанывала, покачиваясь (отчего вкупе с игрой света кружилась голова), и я вдруг поймал себя на том, что счастлив. Вот в этот самый момент. Невзирая ни на что. Волк, Сиплый — остались где-то позади, в другом мире.
— Бауди?
— Что-нибудь принести? — Я улыбнулся Галаю, на миг коснувшись его взглядом, и вернулся к Пустыне. Хорошее место. Когда ты день за днем заперт в железной коробке, где окна есть только в каюте капитана да на первой палубе, куда юнгам ходу нет, вид Пустыни — прекрасное развлечение.
Я вспомнил об оставшемся внизу Фарри. Вспомнил о Волке и Сиплом, которые могли ждать удобного момента для мести и таиться где-то там, в темных коридорах. Я ведь опять впутал приятеля в неприятности.
— Попить горячего, — потеплел голос Галая. — Сообразишь?
— Есть что интересное?
Моряк пожал плечами:
— Бродуна видел, но далеко. И наш рулевой поспать вздумал.
Я бросил взгляд вниз. Отсюда была видна освещенная рубка на носу «Звездочки», в которой находился штурвал корабля. Сейчас в ней находился Мертвец и жалко сжавшийся Коротышка Яки (сегодня он должен был стоять у труб и рычагов, командуя дежурными механиками). Первый помощник стоял как айсберг, а вот рулевой вздрагивал от каждого его слова.
— Мертвец его хорошо приложил, я видел, — поделился со мною Галай. — И правильно, конечно. Но на самом деле… — он вечно повторял эту присказку дважды, — на самом деле нельзя одного человека за штурвалом морозить! Менять надо. Всем спокойнее будет.
Я кивнул. Коротышку, получавшего выговор (хоть и справедливый), было жаль. Но ошибка рулевого может быть смертельна. Наш шапп легко преодолеет половину из расщелин и пробьется через гряду торосов, но иногда лед создавал такие препятствия, что если их проглядеть, то вся команда «Звездочки» легко отправится в объятия Темного бога или останется со сломанным кораблем посреди Пустыни. Лед коварен. Он не любит невнимательных.
Среди красно-синих льдов проявилось странное черное пятно. Случайный контур, образ. Я даже подумал, что это мираж. Или просто привиделось. Небо вспыхнуло алым, затопив Пустыню, и пятно исчезло. Но в следующий миг видение повторилось.
— Что это? — Я ткнул пальцем в сторону тени. Галай проследил за моим жестом, прищурился.
— Ого!
Он крутанул штурвал, и луч желтого света, режущий лед прямо по курсу «Звездочки», сместился в сторону.
— Ого! — восторженно повторил Галай. — На самом деле… Хм… На самом деле это дело!
Свет вырвал из объятий ночи черное тело ледохода, почти занесенного снегом.
— Дуй вниз, в рубку, скажи Мертвецу, что добыча справа по курсу!
В уме радостный Галай уже тратил свою долю в портовом кабаке. Ему, как заметившему корабль, полагалась двойная доля. Я не собирался ее оспаривать.
Глава четвертая
Мертвый ледоход
— Не мешайся, мелюзга, — прикрикнул на меня кто-то из абордажников. — Тебе тут не место!