Выбрать главу

Когда она опускает чашку на стол, выражение ее лица более холодно, чем за все время пребывания в Зале клана Томпсонов, за исключением того момента, когда она увидела, что на ее сердце нацелены два пистолета и нож.

— Все наше братство связывают очень тесные узы. Пожалуй, даже более тесные, чем у вас в Своре. Мы ведем свой «род» от тех, кто нас обучал. Ученики одного мастера считают друг друга братьями. Мы знаем, кем был наставник нашего учителя и кто наставлял его самого. Мы вместе тренируемся и оттачиваем свои навыки на Скотобойне, что в глубине Пасти Льва. В той склоке, которая пожирает нас сейчас, мне пришлось убить своего брата. Так что, Изящная Бинтсейф, прошу, не смейся над тем, что он пошел одним путем, а я — другим. Мне сейчас совсем не весело.

Олафсдоттр вновь повернулась, чтобы посмотреть в глаза младшей Гончей:

— Никогда не празднуй крушение чьих бы то ни было надежд, даже если это надежды твоих врагов. На древе Конфедерации зреет много плодов, и пусть одни из них кислы, а иные горчат, но ведь на развалинах Содружества нам удалось собрать столь же много хорошего. И в нашей истории хватает блистательных моментов, о которых мы поем, когда собираемся вместе. Даже если твоя собака взбесилась и тебе приходится ее пристрелить, ты все равно хранишь воспоминания о том щенке, которого когда-то растил.

Мéарана замечает гримасу на лице матери. Когда-то бан Бриджит и сама оказалась вынуждена исполнить этот страшный и отвратительный долг по отношению к своему псу. Арфистке осталось только гадать, не удалось ли Олафсдоттр откуда-то об этом пронюхать, чтобы использовать тот случай в своих целях.

— Мне известна половина имен упомянутых тобой агентов, — произносит Гончая. — Ошуа и Даушу я не знаю; что же касается остальных, то с двумя я даже сражалась и полагала, что одного из них нет в живых. Ты знаешь всех заговорщиков?

Пытаясь выдавить информацию из своей гостьи, бан Бриджит подалась вперед. Но теперь она вновь откидывается на спинку кресла и отставляет чашку в сторону.

— Оба Жака, когда я про них впервые узнала, активно продавали свои услуги, хотя лично удалось познакомиться только с Карликом. Они были готовы служить любому, кто предложит интересное дело, ставящее их жизнь в зависимость от их мастерства. А вот Гидула мне казался преданным слугой Названных. Что же заставило его пойти на измену?

Тень вновь прячется за насмешливой маской и с деланым безразличием разводит руками:

— Кто может знать, о какой камень он споткнется на своем жизненном пути?

— А что насчет тебя? Та Тень, которую мы знали несколько лет назад, не стала бы перечить Названным. Так о какой же камень споткнулась ты? Это ты нам точно можешь рассказать.

Мéарана замолкает, дожидаясь ответа, хотя и не слишком на него надеется. Олафсдоттр намерена рассказывать свою повесть так, как ей самой хочется, не позволяя хозяйкам задавать темп.

Конфедератка приподнимает чашку.

— Кофе остыл, — говорит она.

Бан Бриджит вновь наклоняется вперед.

— Мне хотелось бы услышать, — не терпящим возражений тоном произносит она, — почему слуги, много лет верой и правдой трудившиеся на благо тирании, вдруг решили восстать против своих хозяев.

Тень улыбается.

— Поверь, ответ на это мы все желали б знать. Иль просто тирании приходит время пасть.

IV. Генриетта: второй контраргумент

Покуда кнут сжат в крепкой ладони,                     неповиновение — редкость. Как можно кусаться, когда сидишь                       на короткой, надежной цепи? Когда в миг любой ждешь липких                                            смерти объятий? Обреченности осознание сил                         даже самых смелых лишает. Зачем самому прыгать на нож? Лучше             держать по ветру нос и выжидать. Время не щадит ничего,                       даже стальных оков. Смирные Овцы блеют в смятении, не понимая,                    с чего так сегодня злы пастухи. Зато овчарок взоры остры, они видят                                                      свой шанс. Столь покорные, пока страшатся                                               удара кнута, Готовы вцепиться хозяевам в глотку,                                 едва их слабость учуют. Осторожно кружат они, принюхиваются, Не зная: неподвижное, столь прежде                               страшное тело мертво Или лишь притворяется, чтобы проверить,                                                          кто первым предаст? Что мешает зубы вонзить? Только страх,                                            владевший ими столь долго. Забыть о нем им отнюдь не легко. И еще сильнее страшит неизвестность.                                               Что займет его место?