«Помните, что сказал бы на этот счет Тедди?» — спросил Внутренний Ребенок.
«Это нехорошо», — вспомнил Педант.
«Может, совпадение?» — предположила Шелковистый Голос.
«Я тут провел кое-какие расчеты, — сказал Ищейка. — Если принять во внимание, что пожар начался уже после того, как мы отъехали от вокзала в порту Риетти, но прежде, чем мы достигли ответвления на Заливную линию, то все должно было случиться как раз в тот момент, когда туда добралась пропущенная нами гондола. Вывод очевиден».
«Кто-то взорвал нашу гондолу».
«Фудир, — неожиданно поинтересовалась Шелковистый Голос, — скажи, почему это ты так усердно настаивал на покупке зимнего пальто?»
— Да так, просто захотелось немного повыносить Равн мозги, — проворковал Фудир. — Может быть, у Внутреннего Ребенка было какое-то предчувствие…
«Нет. Просто мне кажется вполне естественным порой случайным образом изменять направление и скорость движения».
«Пацан, да ты чокнутый».
В помещении не было места для третьего пассажира, и все же Полианна ухитрилась сесть рядом с ним.
«Не беспокойтесь, — сказала она, обращаясь сразу ко всем. — Возможно, судьба дает нам шанс».
«Который мы, девонька-девчушка, как раз таки успешно профукаем, если „не будем беспокоиться“».
Человек со шрамами заметил, как улыбается Равн.
— Вот и славно, дорогуша, — сказала она. — Веди себя как ни в чем не бывало. Болтайте себе. Не увлекайтесь только слишком сильно.
Она вновь отвернулась к окну, за которым над небоскребами, окружавшими площадь Героев, вздымался дым. Тень выглядела обеспокоенной, и Доновану вдруг вспомнилось, что в гражданской войне, как правило, две стороны.
Человек со шрамами сидел в баре под названием «Апотет» в трех кварталах восточнее и на один уровень ниже того пожара, который вспыхнул в центре города. Заведение представляло собой затемненное помещение с хитроумно скрытыми лампами, отбрасывавшими на стены имитацию пляски языков огня, и столиками, расставленными в выложенных кирпичом нишах. Благодаря полумраку и преломлению света на краях кубков виски казалось расплавленным золотом. Стоило отдать должное обитателям Генриетты — во всяком случае, нижнего яруса городского центра, — они разбирались, как правильно подавать этот напиток, пусть видавшие виды кубки и были металлическими, а не глиняными и имели шаткие ножки.
Встреча была организована на скорую руку, и место для нее выбирали случайным образом.
Две Сороки, ученики Смертоносных, встали на страже занятой собравшимися ниши.
— Привет, привет, моя радость, — проворковал Фудир, обращаясь к кубку, а точнее — к его содержимому. Он использовал диалект, подсказанный ему уховерткой. На нем разговаривали на Геллер-Коннате, и он был предельно близок к гэлактическому языку Периферии.
Затем, уже другим голосом, Донован съязвил сам над собой:
— Нет связи крепче, чем между алкоголиком и его любимцем.
Даушу Йишохранн, сидевший с противоположного края столика, отхлебнул из кружки красного пива и плавно опустил ее. Его лицо хранило каменную неподвижность. Вначале он обменялся взглядами с Гидулой, а затем посмотрел на Олафсдоттр. Та пожала плечами:
— Таким я ехо-о и нашла.
Гидула наклонился над столиком и шлепнул Донована по щеке. Не нападение еще, но уже и не нежное поглаживание.
— Ты можешь сосредоточиться? — спросил Смертоносный. — У тебя глаза бегают.
— Каждый осколок его сознания желает смотреть на окружающий мир, — пришла на выручку Олафсдоттр. — Его глаза дергаются в такт внутренней борьбе за обладание ими.
— Меня бы это не так раздражало, — проворчал Даушу, — если бы они хотя бы синхронно дергались. Донован! Ты осознаешь, что происходит?
Фудир сделал изрядный глоток виски.
— Конешно. — Он крякнул и утер губы рукавом. — Вы, Тени, мутузите тут друг дружку. Не хотеть в этом участвовать я.
Даушу покачал головой.
— Неужели Названные тебя не только мозгов, но и яиц лишили?
Затем, обращаясь к Гидуле, он добавил:
— Что же, больших надежд я не строил. В последнем письме Билли Чинса говорилось, что Донован разваливается на части.