— Ответственность на тебе, Гидула. — Даушу поднялся. — До тех пор пока это не угрожает остальным, можешь поступать как знаешь.
— Собираешься уже начать распускать слухи?
— Если я начну, тебе лучше бы предоставить мне Падаборна. Если не того самого, то хотя бы его подобие. Натаскай его, если придется. — Клюв посмотрел на то, как Донован накачивается виски. — И если сможешь.
С тем Даушу и удалился. Следом за ним поспешил Сорока.
Гидула тоже начал собираться.
— Он должен быть в порту Риетти до отлетного времени, — сказал он Олафсдоттр. — Держи его подальше от военных. Идешь, Ошуа?
Третий член Триумвирата покачал массивной головой.
— Пожалуй, посижу еще с нашим героем.
— Как знаешь, — сказал Гидула.
Когда старик удалился в сопровождении второго Сороки, Ошуа переместился на другой край стола, чтобы сидеть напротив Донована и Олафсдоттр. Откинувшись назад, он прислонился спиной к перегородке, закинул ногу на стол и заложил сцепленные руки за голову. Улыбка лишь усиливала его сходство с лисой.
— Ну, Геш, — произнес он, — и что же нам с тобой делать?
— Отправить домой? — предложил человек со шрамами. — Сомневаюсь, что мы вам будем хоть сколько-то полезны.
— Скажем прямо, с теми, от кого нет особой пользы, мы поступаем несколько иначе, — возразил Ошуа. — Знаешь, тебе следует поблагодарить Гидулу. Он тебе вообще-то жизнь спас… даже дважды за последний час.
— Вот и скажи мне еще, — проворчал Фудир, — что ваш брат хоть чем-то отличается от Названных.
Псоглавец широко улыбнулся.
— Как сказал один древний пророк: «Мир нуждается в людях всех сортов»[14]. Люди подобны молекулам газа, о которых лопочут научники. Вроде каждый куда-то бежит, да только в сумме получается, что общество в целом стоит на месте. Когда тебе нужно, чтобы достаточно большое количество людей двигалось в одном направлении, бесполезно просто сидеть и ждать, пока они придут к тем же выводам, что и ты. Отбраковку имеет смысл проводить только потом… если это потом вообще настанет. И знаешь что, дружище Донован? — Он вдруг перестал улыбаться. — Сдается мне, что ты окажешься нам куда полезнее, нежели предполагаешь.
Ценьжем гаафе: четвертый допрос
Узкая красная полоса рассекает глотку ночи и расплывается кровью по восточному горизонту. Бан Бриджит наблюдает за этим через окно эркера. Ее рука машинально тянется к груди, к Символу Ночи, но она вспоминает, что одета не в форму. Ее дочь и подчиненная с неприкрытым любопытством смотрят на нее, поскольку, чтобы выглянуть в окно, хозяйка Зала клана Томпсонов повернулась спиной к конфедеративной Тени.
Олафсдоттр, не обращая на то особого внимания, спокойно выбирает закуску на подносе с канапе, который так незаметно и тихо принес мистер Владислав. Услышав, как за ее спиной скрежещет зубами Изящная Бинтсейф, Тень улыбается. Долгая напряженная ночь переходит в не менее продолжительный и тяжелый день.
Мéарана наигрывает сложный, путаный мотив. Это и не гянтрэй, и не голтрэй; так же как и встреча в «Апотете», он колеблется на самом краю, ищет ответов. Нужен лишь повод, чтобы мелодия преобразилась в торжественный гимн или же траурный марш. Многое зависит от того, напоминает она себе, жив ее отец или погиб. Но думает она об этом где-то на глубинном, едва ли осознаваемом уровне. Как-то раз Донован сказал ей, что конфедеративные Тени — непревзойденные мастера пыток, и теперь она в этом убедилась. Ибо Олафсдоттр истязает ее с самого начала своего повествования, уходя от ответа на один-единственный вопрос, который только и имеет значение. От этого простого факта зависит весь строй песни; молчание Равн не может иметь иной цели, кроме как заставить арфистку балансировать на кончике ножа.
И все-таки рассказ ведет Олафсдоттр, а не отец. Его отсутствие само по себе говорит о многом. И вполне возможно, что терзаться сомнениями уже нет смысла.
Мéарана бросает взгляд на бан Бриджит, и в ту же секунду мать отворачивается от окна. Неужели уклончивое молчание Олафсдоттр причиняет страдания и ей? Неужели Гончую тоже грызут сомнения? Хочется ли ей, как и Мéаране, вцепиться конфедератке в горло и выдавить ответы грубой силой?
Если и так, лицо бан Бриджит не выдает ее мыслей. Возможно, ничто не способно разрушить ту стену, которую она возвела вокруг себя после полученной двадцать четыре года назад обиды. И все же Мéарана, предприняв долгое, полное тягот путешествие в обществе Донована, увидела, что тот совсем не такой, каким его помнит мать. Он был одновременно выше и ниже того, что о нем говорили легенды, а потому оказался более или менее похож на человека.
14
Отсылка к Мигелю де Сервантесу Сааведре. «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский», часть 2, глава VI. В официальных русскоязычных переводах данный момент упущен.