– Итак, где находится ваша плантация, мисс?
– Это место известно под названием Семь Очагов.
Карандаш повис в воздухе.
– Вы сказали, Семь Очагов, мисс? Это вниз по реке, где она попадает в пролив?
– Ну да.
Он нервозно пожевал свои жиденькие усики и, запинаясь, стал бормотать что-то неубедительное о том, как трудно будет подобрать людей, которых я просила.
– Но ведь их здесь болтается полным-полно. Какие могут быть трудности? – возразила я.
Он замямлил что-то в прежнем духе. Господа Ли с Батлер-айленд забирают большую часть негров; майор Мид с Кэннен-пойнт подрядил сотню негров к Пахоте. Если я зайду как-нибудь в другой раз, он попробует чем-нибудь помочь…
Я была разочарована, выходя с Рупертом из здания биржи, и вспомнила о всех своих сомнениях по поводу Семи Очагов. Озадаченный взгляд капитана парохода и изумленные глаза жены лавочника, как только я упоминала о том, что направляюсь в Семь Очагов. Теперь то же сомнение я прочитала в кроличьих глазках мистера Пика, и здравый смысл уже подсказывал мне, что дело не только в странности супруги Сент-Клера Ле Гранда. Однако я не намерена была сдаваться. Я слишком хорошо знала, что если кто-то готов платить, то он может преодолеть все препятствия.
Мы с Рупертом направились в другую часть Дэриена, где, как я узнала, проживал в своем неряшливом доме некто Том Гриббл, который мог починить рисовую мельницу. Договорившись с этим быстроглазым "белым оборванцем", я узнала также от него, что по соседству продают мула. Он даже натянул на свои выгоревшие волосы поношенную соломенную шляпу и проводил меня туда, где я успешно сторговала животное.
Занятая мыслями о том, как бы начать работы уже с понедельника, я отправилась назад в Дэриен, но тут мои раздумья прервал Руперт, который вдруг встал как вкопанный.
– Дядя Руа, – сказал он.
Я увидела одетую в коричневое фигуру верхом на пританцовывающей Сан-Фуа. Когда он заметил нас, то натянул вожжи и подъехал ближе.
Я посмотрела на Руперта, который неподвижно стоял на месте, и на лице его были написаны самые противоречивые чувства. Словно он напрягал всю свою волю, чтобы не поддаться соблазну.
– Ты что же, Руперт, – упрекнула я его, – не поздороваешься со своим дядей Руа?
– Папа сказал, что я не должен с ним разговаривать.
– Но мне твой папа таких указаний не давал, – напомнила я. – Иди – поздоровайся с дядей.
Его лицо прояснилось, и, бросив мою руку, он бросился к одетому в коричневую оленью кожу всаднику.
– Дядя Руа! – закричал он.
Руа Ле Гранд помахал мне одной рукой, а другой обнял Руперта и взъерошил ему волосы:
– Привет, малыш Руперт!
Я подошла к ним:
– Добрый день, сэр.
– Приветствую вас, Эстер Сноу. А что вы оба делаете в Дэриене? Приехали на ярмарку?
– Какую ярмарку?
– Вы разве не слышали? В Дэриене ярмарка. С каруселью.
Руперт сжал мою руку.
– О, Эстер! Давай сходим на ярмарку, – взмолился он.
– А где эта ярмарка? – спросила я.
– На большой поляне в лесу, в другой части города.
– И что же там происходит?
– Довольно убогое веселье, но не для тех, у кого вообще никаких развлечений. – Он многозначительно посмотрел на меня.
– Там, наверное, есть звери.
– Облезлая обезьяна и медведь. Да еще пара чахлых свиней.
– А что такое – как вы сказали – карусель?
Руперт приплясывал от нетерпения.
– Что такое карусель, дядя Руа?
– Новое устройство, которое кружится вот так, – показал он рукой, – пока играет музыка.
Руперт был в восторге.
– Эстер, пожалуйста, давай сходим.
Я положила руку ему на плечо.
– Скажите, сэр, это место далеко отсюда?
– Пешком далековато, но ведь есть Сан-Фуа.
– Втроем на одной лошади?
– Вы вместе с Рупертом весите не больше одного. Сан-Фуа даже не заметит, – улыбнулся он.
Я размышляла, а Руперт дергал меня за руку. Глядя на его возбужденное лицо, я подумала, что у него действительно слишком мало развлечений, Руа был прав. Я решила ехать на ярмарку.
Руа легко усадил меня на Сан-Фуа, объяснив, как повернуть седло, и оно превратилось почти в дамское сиденье. Руперт оседлал Фуа впереди меня, и лицо его сияло от предвкушения приключений. Затем Руа прыгнул на лошадь позади меня и взял вожжи в свои руки. Для этого ему пришлось обвить меня руками, но я решила, что обращать на это внимание будет излишней щепетильностью. Итак, мы поскакали по направлению к лесу.
Это было такое удовольствие, ехать по лесу. Осенние листья шуршали под копытами Сан-Фуа, и воздух был ароматным и свежим. Свистели куропатки, и с пением взмывали вверх жаворонки. Я никогда не видела такого первобытного леса, как леса в Джорджии – кипарисы, виргинский дуб и душистый лавр, все было опутано плетями смилакса, которые перебирались с одного дерева на другое и обратно.
Любуясь этой красотой, должна признаться, что все время ощущала рядом длинную смуглую руку, что держала вожжи, и запах табака, что доносился из-за моего плеча. Один раз я не удержалась – не знаю почему – и повернула голову, чтобы взглянуть на загорелое лицо у моего плеча. Глаза Руа улыбнулись моим, и его левая рука крепче сжала меня.
Не знаю, что нашло на меня, ведь я никогда не позволяла себе флиртовать и не отзывалась на пустые уловки. Напротив, я относилась с презрением к распущенным женщинам, которые увлекались этим. Но сейчас я почувствовала, что кровь прилила к щекам, как у глупой школьницы. И сердясь скорее на себя, чем на него, я выпрямилась так, чтобы избежать прикосновения его рук.
Но он ничего не сказал на это, и через некоторое время мы были уже на ярмарке, устроенной на небольшом расчищенном участке леса. Мы спешились, и, пока Руа привязывал Сан-Фуа к дереву, мы с Рупертом направились туда. Как Руа и говорил, это было довольно убогое мероприятие – выстроенные в круг безвкусно раскрашенные палатки, в центре которых находилась знаменитая карусель, которая представляла собой не что иное, как две широкие доски, сколоченные крест-накрест и вертящиеся на вращающемся в центре стержне, а на концах этих досок были устроены сиденья. Но жители Дэриена стекались туда довольно живо. Места на карусели все время были заняты, а перед одной палаткой человек пятнадцать безумно хохотали над кривляньями двух клоунов, которые пели и плясали, а в перерывах между песенками продавали микстуру от кашля.
Руперт был в восторге. И в самом деле трудно было удержаться от радостного смеха в такой чудесный день. Даже меня захватило это веселье, и я с таким же нетерпением заходила в палатки, по которым таскал нас Руа, послушать пародии на негритянские песни и подивиться на дикаря. Между представлениями мы пили розовый лимонад и ели хрустящее имбирное печенье. В тире, где за десять центов вы могли трижды попытаться подстрелить злодейски намалеванного генерала Шермана, я почувствовала укол совести, когда Руа метко послал свою пулю прямо в свирепый ярко-синий глаз, которым наградил славного солдата художник.
Но толпа одобрительно заревела.
– Так ему, – вопили они, – проклятый янки. Руа вручил мне приз, крошечный бумажный веер, расписанный цветами и птицами. Когда я убирала его в сумочку, его глаза дразняще следили за моими, ведь он заметил, как я смотрела на его выстрел в генерала Шермана.
Сумерки уже опускались на поляну и затуманили очертания леса, что подступал со всех сторон, когда мы верхом на Сан-Фуа двинулись обратно к Дэриену. Руперт, усталый, но счастливый, положил голову мне на грудь, и я вдруг заметила, что своей головой прижимаюсь к груди Руа. Я мгновенно выпрямилась, но его рука мягко притянула меня к себе назад, и его губы коснулись моего уха.
– Милая Эстер Сноу, – нежно прошептал он.
Я не отвечала. Я не могла ему возражать. Незнакомое, но сладкое чувство пронзило меня. И мне показалось, что никогда еще мне этот мир не казался таким волшебным местом. Даже Дэриен больше не был унылым блеклым городком среди белых песков, а стал сказочным городом, чьи огни манили чудесными приключениями.